Последний Бес. Жизнь и творчество Исаака Башевиса-Зингера. Петр Люкимсон

не хотели ни о каком другом постояльце. Госпожа Альперт даже заявила, что готова вообще отказаться от его квартирной платы, но Зингер знал, что не платить Альпертам он не может – это окончательно бы подточило их семейный бюджет. Чувствуя себя не вправе обижать стариков и бросать Миреле, он объявил, что передумал и остается у них жить, но при этом он уже не мог отказаться от обещания, данного матери Сабине, особенно с учетом всех тех преимуществ, которое сулило проживание в ее доме.

      Выход оставался только один – содержать две квартиры одновременно, но вот откуда взять на это деньги, он и понятия не имел. В крайне расстроенных чувствах он направился в клуб писателей, и уже на входе вахтерша огорошила «пана Зингера» известием, что его разыскивает главный редактор желтой газеты «Радио».

      – Он сказал, что у него есть для вас работа, и просил, как только вы придете, срочно связаться ним по этому телефону, – сказала вахтерша, протягивая ему листочек с записанным на нем номером.

      Дрожа от волнения, Башевис-Зингер набрал этот номер. Когда редактор «Радио» сказал, что готов принять его хоть сейчас, Зингер, по его собственному признанию, даже не пошел, а полетел в редакцию. Вскоре он уже сидел в кабинете толстого усатого еврея, с любопытством разглядывающего своего гостя. В мешковато сидевшем на нем костюме старшего брата, который был не только чуть полнее, но и выше его, Исаак выглядел крайне непрезентабельно.

      – Я прочитал несколько ваших рассказов, и они мне понравились, – сказал редактор. – Вы пишете бойко, очень бойко, а это как раз то, что мне нужно…

      – Вы хотите заказать у меня новые рассказы? – с робкой надеждой спросил Зингер.

      – Нет, – покачал головой редактор. – У меня другая идея… Вы ведь к тому же, насколько мне известно, свободно переводите с немецкого. А на немецком языке каждый месяц выходит немало литературных новинок, но… Во-первых, если их просто переводить, то нужно платить гонорары не только переводчику, но и автору, а делать это мне, скажу честно, не хочется. Во-вторых, сам стиль немецких романистов обычно крайне тяжел и непонятен широкому еврейскому читателю. В-третьих, вся эта немецкая жизнь ему тоже глубоко чужда…

      – Так в чем же должна заключаться моя работа? – осмелился, наконец, задать вопрос Зингер.

      – О, мы к этому как раз подходим. Ваша работа будет заключаться в том, что вы будете брать новый немецкий любовный роман и не переводить, а переписывать его так, чтобы действие происходило в Польше, и не с немцами, а с нашими евреями. Все это должно быть написано предельно простым языком, без всяких, знаете ли, философских умствований и непонятных читателю слов… Ну как – подходит?

      – Под этим… гм… переложением будет стоять мое имя? – спросил Зингер.

      – Нет, они будут публиковаться без подписи… Так как?

      – Даже не знаю, как вас благодарить. Знаете, в последнее время я крайне нуждаюсь в деньгах…

      Иче-Герц, безусловно, знал, что этого говорить