Анахренизм. Параллели. Владимир Викторович Вареца

мы ввалились внутрь мельницы. Закрывая дверь, я почувствовал, как что-то горячее обожгло мне спину. Подперев дверь изнутри, мы прильнули к щелям в стене.

      – Вот чёрт! Да на территорию заповедника, без Калашникова, больше ни шагу! Ты ранен? Кровь на спине.

      – Похоже, что зацепило. Смотри, заряжают ружья. Мушкеты, что ли? Хорошо, что в шестнадцатом веке нет пулемётов.

      Четверо спешившихся казаков, перезарядив ружья, стояли и смотрели в нашу сторону. Минут через десять толпа подошла тоже. Селяне. Вооружены цепами, вилами, граблями и палками. Мушкеты и сабли были только у казаков.

      Кровь лихорадочно стучала в висках. Где решение? Где выход? Собравшийся снаружи коллектив не предвещал ничего хорошего.

      – Идиоты! Ты помнишь, что сказал дед? Всё должно быть на своих местах и возвращаться на свои места. Порядок такой. Мы попали сюда, после того как закрутился жернов! Он закрутился, когда я сдвинул палку-рычаг! На место его! Где этот дрын?

      Что-то похожее нашли сразу. Верёвочная петля болталась чуть выше. Вдвоём нам удалось поднять рычаг, вставив палку в петлю. Жёрнов приподнялся и закрутился вхолостую. Струйка муки, сыпавшаяся в лоток, иссякла.

      Сев на стоящие у стены мешки, мы переглянулись и посмотрели на закрытую дверь.

      Снаружи раздался залп и две пули вонзились в дверь.

      Сергей, нервно пошарив руками около себя, открыл кулак и начал рассматривать горсть зерен на ладони. Во рту стало горько.

      – Это что? Пшеница?

      Я пожал плечами.

      Вскочив на ноги, он закричал:

      – Я не хочу знать, что это за семена! Они мне на фиг не нужны! Не нужен мне этот драный шестнадцатый век! – и запустил всю жменю в сторону жернова.

      В какой-то миг я почувствовал, что наступила звенящая тишина. Сергей, нервно сжимая кулаки, недоумённо смотрел на меня.

      Молча, как по команде, мы прильнули к щели светящейся в стене.

      Снаружи знойный летний день и несколько старинных мельниц в пределах видимости. Осторожно, чтобы ничего не зацепить, мы открыли дверь. Двадцать первый век! Пирогово! Архитектурный музей!

      Потихоньку, чтобы не спугнуть действительность, мы вышли на крыльцо. Старик сидел в той же позе, раскуривая люльку.

      Посмотрев на меня, он указал люлькой и сказал:

      – Осторожней надо быть. Вон и майку порвал обо что-то острое. До спины аж достало. Кровит слегка.

      – Ничего, заживёт! Могло быть и хуже.

      Сергей, молча кивнул, осматриваясь по сторонам. Его глаза ещё не верили в то, что мы вернулись. Он посмотрел на меня.

      – Сон?

      – Сон. Может, ещё и солнечный удар – ответил я, упираясь рукой в косяк двери.

      Спина не болела. Царапина и только. Вдохнув воздух полной грудью, посмотрел на свою руку, на побелевший от времени и погоды, старый деревянный косяк. Дерево, приятное на ощупь и отполированное до блеска.

      Между большим и указательным пальцем на косяке, небольшой, чуть заметный скол. Крохотный шарик окислившегося от времени