Культура Два. Владимир Паперный

ощущение тяжелого монолита. Закрывание пустого пространства внизу под лавкой – устойчивая черта крестьянского жилища в России по крайней мере с XVI в. (Костомаров, с. 52).

      Сооружение, стоящее на ножках, это не просто пришедшее издалека, оно еще и враждебное. Архитекторы увидели в доме Корбюзье «дом на курьих ножках» (Марков) – заморский шедевр воспринимается по ассоциации с известной из русских волшебных сказок избушкой Бабы Яги, способной поворачиваться к лесу задом, а к герою – передом. Дом Корбюзье, как назло, своим главным фасадом обращен к не достроенному и по сей день Новокировскому проспекту, то есть «задом» к зрителям, и поворачиваться, судя по всему, не намерен, поэтому ничего хорошего ждать от него не приходится.

      Последний приговор дому приходит с, казалось бы, неожиданной стороны. В стихах О. Мандельштама – поэта, явно не укладывающегося в рамки культур 1 и 2, – находим такие строчки:

      В хрустальные дворцы на курьих ножках

      Я даже легкой тенью не войду.

(Мандельштам, 1, 164)

      Живший в те годы (1931) в Москве Мандельштам скорее всего мог иметь в виду единственный тогда московский хрустальный дворец – еще не достро енный дом Наркомлегпрома на Мясницкой.

      Пройдет еще три года, и Мандельштам напишет, в сущности, стоившие ему жизни слова:

      Мы живем под собою не чуя страны,

      Наши речи за десять шагов не слышны.

(Мандельштам, 2, с. 623)

      Достаточно сравнить эти строки с тем, что писал в 1921 г. Велимир Хлебников:

      Мы ведь в свободной земле свободные люди

      Сами законы творим, законов бояться не надо,

      И лепим глину поступков, –

(Хлебников, 3, с. 149)

      чтобы представить себе, до какого твердого состояния застыла «глина поступков» в культуре 2.

      С середины 50-х годов возникает следующая волна растекания, пожалуй, ярче всего проявившаяся в идее освоения целины. «Мы начинаем распахивать новую ниву искусства», – писал в 1924 г. М. Гинзбург. Эта метафора была буквально реализована Владимиром Татлиным, когда он в голодные 20-е годы ломом и киркой вскрыл асфальт во дворе ленинградской Академии художеств и засадил эту ниву искусств картошкой (ДН, 1979, 2 с. 224). В 30-е годы, наоборот, вся земля в городах заливается тоннами асфальта. В 30 – 40-х годах новые земли иногда осваивались (например, высланными кулаками в Сибири), но этот пафос культурой не осознавался. После 1954 г., когда было опубликовано постановление об освоении целинных земель (РППХВ (4), с. 89), возникает целая субкультура кочевничества и туризма, со своим стилем поведения, одежды, со своими песнями. В этих песнях поется о растекании:

      Я не знаю, где встретиться

      Нам придется с тобой.

      Глобус крутится, вертится,

      Словно шар голубой,

      И мелькают города и страны,

      Параллели и меридианы,

      Но таких еще пунктиров нету,

      По которым нам бродить по свету.

(Гимн географического факультета МГУ, 1950-е)

      В 60-х годах в архитектурных проектах группы А. Иконникова возрождается идея хлебниковских мобильных ячеек (Паперный, 1972, с. 31). Город, каким