Поводок для волка. Елена Малиновская

и утрата как для вашего клана, так и для нашего.

      – Изабелла принадлежала прежде всего нашему клану. – Голос Гортензии неуловимо изменился. Из него как-то вдруг ушла вкрадчивая мягкость. Теперь в нем слышался скрежет когтей по железу. – Надеюсь, вы не будете лгать мне в лицо о том, что якобы понятия не имеете, по какой причине ваш отец жестоко убил ее.

      – Я хочу услышать вашу версию событий, – спокойно ответил Норберг.

      – Ну что же, извольте. – Гортензия опять вперилась немигающим взором в Фелана, словно адресуя свой рассказ именно ему. Отчеканила: – Ваш отец влюбился в другую женщину. Изабелла, которая к тому моменту носила под сердцем его сына, не смогла смириться со второй ролью. И убила соперницу сразу же после того, как она произвела на свет вас. После чего кара постигла уже ее.

      И опять Фелан ни жестом, ни звуком не выдал своего отношения к услышанному. Он, будто окаменев, стоял за креслом своего брата.

      – И это, вне всякого сомнения, характеризует моего отца отнюдь не с лучшей стороны, – бесстрастно проговорил Норберг, лениво постукивая пальцами по столу. – Но теперь я возглавляю клан. Признаюсь честно, я не совсем понимаю, к чему все эти отсылки к прошлому. Было – и было. Изабелла мертва, как и моя мать. А Алисандр больше не возглавляет стаю.

      Виера Гортензия опять провела рукой по прическе. Но теперь ее ладонь едва заметно дрожала из-за затаенного волнения.

      – И все-таки моя стая вправе потребовать компенсации, – сказала она.

      Норберг в последний раз ударил перед собой пальцами. Затем убрал руку со стола и резко подался вперед.

      – На каких условиях? – отрывисто спросил он.

      Виера Гортензия, однако, не торопилась отвечать. Вместо этого она встала. Тотчас же предупредительный молчаливый слуга бесшумно материализовался за ее спиной и отодвинул кресло. А вот Норберг вставать не стал, хотя это шло вразрез с требованиями этикета. Он предпочел наблюдать за действиями своей собеседницы сидя.

      Впрочем, спутник Гортензии тоже не стал покидать своего места. Лишь его веки слегка дрогнули, доказывая тем самым, что он не спит.

      Гортензия, шелестя пышной юбкой, неторопливо прошлась по гулкому просторному помещению. Остановилась напротив большого – в человеческий рост – окна, за которым вдалеке змеились ночные улицы Гроштера, освещенные сотнями огней. Нервно сцепила за спиной руки.

      В комнате после этого повисла напряженная тишина. Та самая, которая невыносимо давит на уши, вынуждая разорвать ее криком, отчаянным стоном, мольбой, просьбой – словом, чем угодно, лишь бы прервать эту пытку молчанием.

      Впервые на лице Фелана отразились хоть какие-то чувства. Он переступил с ноги на ногу и еще крепче прижал к груди скрещенные руки. Сжал губы так сильно, что они превратились в две тонкие бескровные ниточки.

      Тем не менее и спутник виеры Гортензии не остался равнодушным к затянувшейся паузе. Он приоткрыл заплывшие жиром глаза. Хмуро обвел комнату взглядом, словно проверяя, все ли в порядке. Затем опять