Город N. Вадим Сатурин

и так далее, но оставалось знание о них. То есть я знал, что небо голубое, что солнце желтое, а луна бледно-молочная. Но спустя час-два-три, кто-то тогда еще неизвестный мне, убирал и эту информацию из головы и мир вновь становился черно-белым, высококонтрастным и неимоверно грустным.

      – Хм, интересно. Получается, вы стали употреблять таблетки ради цвета?

      – Нет-нет, точнее вначале да. Мир становился совершенно другим, я был ему искреннее рад. То есть, в этом мире не было боли, не было знаний о трагедии в своей семье, не было грусти, не было ничего, что выводило бы меня из душевного равновесия, а с другой стороны…

      – Что?

      – Это лишило меня хотя бы какой-то надежды на реальность.

      – Что-нибудь еще вы употребляли?

      – Да! Когда были деньги, я покупал кокаин, амфетамин, а в остальное время употреблял канабиноидные смеси и другую муть, полную тайн и загадок.

      – Например?

      – Они также вызывали у меня только один аффект: изменение цвета, и настроения. Никаких галлюцинаций, о которых столь ярко пишут в книгах и показывают в фильмах, лично у меня не было. Совершенно другая картина. Я лишь отчетливо представлял каждый предмет вокруг себя. Это смешно звучит, но я точно знал, что ярко-красная ваза стоит на темно-коричневом столе, что её желтое донышко касается полированной поверхности, а белые ручки на боках дышат прозрачным бесцветным воздухом.

      – Вам было страшно?

      – Да! Я уже рассказывал про свою тревогу. И чем ближе я был к наркотикам, тем сильнее она грызла меня изнутри.

      – Вы употребляли их, чтобы сбить чувство внутренней тревожности?

      – Андрей Викторович, вы вновь практически попали в цель. Понимаете, я стал ненавидеть этот мир, эту реальность, каждого находящегося в ней и, отторгаясь от неё, использовал наркотики как путеводную звезду куда-то в иной мир.

      – В какой?

      – Я думаю, пока стоит обойти стороной ответ на этот вопрос, так как мне придётся слишком долго рассказывать, а ваш диктофон уже мигает красным цветом, показывая, что скоро в нём кончится память…

      – А вы наблюдательный!

      – Вы впервые улыбнулись мне. Да, город N учит прислушиваться к каждому звуку, писку мыши, шелесту травы. Он живой, словно, вы и словно я. И каждая его молекула, способна в любой момент видоизмениться, превратит драму в комедию, свадьбу в похороны и так далее…»

      На этом запись оборвалась.

      – Что ж, Владислав, вы неплохо держались, – сказал Андрей Викторович и затушил сигарету в пепельнице. В его рабочем кабинете по-прежнему стояла духота. За две недели пребывания Влада в больнице комнатный вентилятор врача перегрелся от постоянной работы, а казенные средства не позволяли приобрести новый. В накаленной до предела обстановке пациент чувствовал себя великолепно, вел себя спокойно, стараясь подобрать слова, максимально точно, описывающее его состояние, жизнь и события до больницы. Психиатр же напротив чувствовал внутри себя какую-то