Магистраль вечности. Клиффорд Саймак

при этом, что я ее ни капельки не интересую.

      – Кто-нибудь из них двоих опасен? Я имею в виду – опасен для нас?

      – Нет, не думаю. Просто с ними неуютно.

      – Мы стали слишком самодовольными, – произнесла Эмма робким голоском. – Все у нас шло гладко столько лет, что мы поневоле впали в заблуждение, что так будет всегда. Хорас среди нас единственный, кто по-прежнему начеку. И постоянно чем-нибудь занят. Сдается мне, что и остальные, чем критиковать его, лучше бы нашли себе какое-нибудь полезное занятие.

      – Тимоти занят не меньше Хораса, – возразила Инид. – Не бывает и дня, чтоб он не копался в книгах или не разбирался в том, что собрали для него другие. А кто собрал? Дэвид, выезжавший в Лондон, Париж и Нью-Йорк, не побоявшийся покидать Гопкинс-Акр ради сбора информации…

      – Что ж, дорогая, это, может, и так, – откликнулась Эмма, – а ты сама чем занята, скажи на милость?

      – Милые родственники, – взял слово Тимоти, – не стоит придираться друг к другу. Инид делает никак не меньше, чем остальные, а то и больше.

      Дэвид бросил взгляд на Тимоти, восседавшего во главе стола, спокойного и красноречивого, и в который раз поразился тому, как удается брату ладить с Эммой и ее хамоватым мужем. Сколько бы его ни провоцировали, Тимоти никогда не повышал голоса. Лицо, окаймленное жидкой седенькой бородкой, напоминало святого, а главное – он неизменно являл собой голос разума перед лицом любых бурь, налетавших на семейный корабль.

      – Чем препираться, кто вкладывает больше стараний в преодоление мелких трудностей, – произнес Дэвид, – лучше бы признаться, что никто из нас не сделал ничего серьезного для решения проблемы по существу. Почему бы не сказать себе прямо и честно: мы беженцы, мы забились сюда и прячемся в надежде, что нас не найдут? Но нет, мы не хотим в этом сознаться, хоть и не смогли бы придумать ничего другого даже перед лицом собственной гибели…

      – А может, кто-то из нас уже нащупывает путь к решению? – заявил Хорас. – И даже если нет, есть же и другие, кто ищет верный ответ. В Афинах, в плейстоцене…

      – Вот именно, – подхватил Дэвид. – Мы, Афины, плейстоцен и Нью-Йорк, если Мартин со Стеллой все еще там. И сколько же нас наберется вместе взятых?

      – Не стоит забывать, – ответил Хорас, – что нами счет не исчерпывается, должны существовать и другие группы. Три наши общины – по сути, четыре – осведомлены друг о друге. Но должны быть и другие, связанные между собой так же тесно, как наша четверка, но тем не менее не знающие ни о нас, ни о большинстве других. Это же логично! Революционеры – а мы в известном смысле революционеры – испокон веков разделялись на конспиративные ячейки, и одна ячейка знала о других не больше, чем было совершенно необходимо.

      – Со своей стороны, – повторил Дэвид упрямо, – я продолжаю считать, что мы просто-напросто беженцы, улизнувшие из своей эпохи.

      К этому моменту с бараниной было покончено. Нора забрала пустое блюдо, а затем вернулась и водрузила на центр стола дымящийся сливовый пудинг. Эмма не замедлила придвинуть пудинг к себе.

      – Оказывается,