Там, где нас нет. Михаил Успенский

прочих страховидных чучел, а дед снял ее и размочил живой водой, не иначе. Смущала и масть коня – не гнедая, не вороная, не каурая, не соловая. У хорошего яичного желтка бывает такой цвет, с отливом в красное.

      – Ты вот тоже рыжий, – успокаивал волхв.

      – Хребтина переломится, – не соглашался Жихарь.

      – Выдержит, – утверждал дед. – Все равно я так понимаю, что тебе на нем недолго ездить, это путь пеший…

      – Люди станут смеяться, – не сдавался богатырь.

      – А ты вспомни, что ответил отважный муж древности Дыр-Танан, когда стал над ним пошучивать пособник коварного Координала!

      – А! «Смеется над конем тот, кто не осмеливается смеяться над его хозяином!» – показал память Жихарь.

      – Вот видишь. И на худших одрах витязи катались, и ничего, и вошли в новеллы и устареллы так, что колом не вышибешь…

      Жихарь пригорюнился и погладил коня. Тот хрипло заржал.

      – Так и назову его – Ржавый!

      Вечером Беломор отступил от обычных своих правил и устроил ужин со свежим белым хлебом, гречневой кашей и бараниной – откуда что и взялось.

      Беломор взял у витязя из рук золотую ложку, долго разбирал начертанные руны, шевелил губами…

      – Есть охота, – напомнил Жихарь.

      Дед вернул ложку, потом сказал:

      – Береги ее, не прогуляй. Не знаю для чего, только она тебе крепко пригодится.

      Тут за ушами у вечно голодного Жихаря затрещало. Когда наконец последний треск затих в потолочных балках, он спросил:

      – Отчего же ты, премудрый старец, нас тут таких несколько не собрал и враз, дружиной не отправил?

      – А оттого, сынок, – ответил дед, – что моя затея не всем по нраву, особенно волшебникам и чародеям. Когда поток времени замутнен, в нем легче рыбка ловится.

      – А ты честный, значит, – кивнул Жихарь.

      – А я, значит, честный, – подтвердил Беломор. Он еще наговорил о высоких и благих целях Жихаревого похода, только без Мозголомной Браги все опять было непонятно. – Ладно, ума по дороге доберешь, – махнул рукой волхв. – А одного спутника я тебе все же дам, с ним не соскучишься!

      И старый Беломор корявым пальцем правой руки начал водить по ладони левой, словно бы объяснял ребенку, как сорока-ворона кашу варила, поминал злодейские силы: «О Агропром, Педикулез, Райсобес!»

      У порога послышалось легкое постукивание: цок-цок-цок! Так хорошие люди не ходят!

      Жихарь обернулся. К столу подходил здоровенный, ростом с собаку, петух. Глаза у него были с вишню, такие же черные с кровинкой и блестящие, перья красно-золотые с искрой, причем искорки бегали туда-сюда, как живые, а лапы такие крепкие, мохнатые и когтистые, что запросто этот кочет мог бы заполевать лису или зайца, если бы захотелось ему кровавой пищи. Гордо посаженную голову венчал алый гребень, зубчатый, словно княжеская корона, алая же борода разделена надвое, по обычаю бывалых варягов.

      – Да, понаряднее коня Ржавого… – протянул Жихарь. – Э, погоди, что же я за витязь