О.Л. Книппер – М.П. Чехова. Переписка. Том 1: 1899–1927. Ольга Книппер-Чехова

с дороги, потом рассказ, как доехала, какие попутчики попались; благодарят за снедь, положенную в дорогу. Рассказывают, кто встретил, что застали дома. Потом идут письма, где просят извинтить их задержку, бегло о текущих делах, из-за которых замотались. Непременно семейные новости. Отчитываются в порученном – М.П. присматривает за дачкой в Гурзуфе, подаренной Чеховым жене. О.Л. приходится проталкивать в Москве интересы Дома-музея, интересы бывают подчас драматические. Сдержанные отклики на культурные события, еще сдержаннее – оценки общего положения. В тридцатые годы обеих волнует происходящее с Мейерхольдом и его театром: Всеволод Эмильевич близок еще и через Чехова. Чехов этого артиста любил, слово за него однажды замолвил резко (впрочем, безрезультатно. Речь шла о том, кого брали или не брали в пайщики, сезон 1901/02 года. Чехов считал, что в любом вопросе – нужна ясность правила, последовательность проведения его).

      По письмам можно из месяца в месяц, из десятилетия в десятилетие прослеживать русскую нескладеху вплоть до ее советских мутаций.

      Словцо «нескладеха» применительно к нашей жизни вводил Немирович-Данченко, репетируя «Иванова». Время этой пьесы Чехова Немирович маркировал восьмидесятыми годами XIX века. Катаклизмы ХХ века катаклизмами, но к тому еще и нескладеха.

      Не революция, не гражданская война, не Первая и не Вторая мировые – но из Москвы в Крым приходится слать сухари, ячменный кофе (настоящего и в Москве нету), сахар, сливочное масло, крупу «геркулес» (получившая крупу восклицает в письме: «какое счастье!»). Не разруха, а все хуже работает почта. Не рассчитаешь, когда встречать поезд, на сколько запоздает – запоздает непременно. Нужное на ремонт не покупают, а достают. И вот уж и достать для поддержания Дома-музея ничего нельзя.

      Народных артистов Республики (О.Л. имеет это звание) в начале тридцатых поощряют поездкой за рубеж, давши немного валюты. О.Л. привезет в подарок чулки, из Берлина пошлет М.П. посылку на 10 кг: белая мука, оливковое масло. Вообще-то из Таврии до недавних лет вывозили пшеницу, в том числе твердую, идущую на макароны.

      Нескладеха со всеми ее мутациями явствует из письма в письмо; на нее не ропщут, как не ропщут на климат, что не может соответствовать в самый раз (епиходовская фраза из «Вишневого сада» входит в шифр окликаний). Слава Богу, возможность с кем-то передать посылочку всегда находится. Свет не без добрых людей.

      Свет не без добрых людей; письма подтверждают житейскую верность русских присловий.

      Не то чтоб в потоке писем отразилось время. Сам этот поток – часть жизни.

      Аханье: «Это про всю нашу жизнь!» – раздается обычно совсем не к месту. В данном случае хочется сварьировать: не про всю нашу жизнь, а она сама без сокращений.

      Первые письма, которыми обмениваются М.П. и О.Л., пишутся недели три спустя после того, как Станиславский дописывает режиссерский экземпляр «Дяди Вани».

      «Войницкий плачет. Звон колокола, дождь об стекла. Теперь какая-то торжественно-грустная тема у Телегина. Храп Марины, перелистывание