Сотня. День 21. Возвращение домой (сборник). Кэсс Морган

мать запрещала ей появляться на общественных мероприятиях без пары, а в этот раз, как ей стало известно, дочь была одна. Мать не могла понять, почему Гласс не заарканила Уэллса. Гласс миллион раз объясняла, что любит Уэллса лишь как друга, – но мама только вздыхала и бормотала что-то о дурно одетой заучке, которая увела у доченьки такого прекрасного парня. Сама-то Гласс была просто счастлива, что Уэллс влюбился в симпатичную (хотя, может быть, чересчур серьезную) Кларк Гриффин. И ей очень хотелось рассказать маме всю правду: что она влюблена в красивого, замечательного юношу, который никогда не сможет сопровождать ее на концерт или на Церемонию Партнерства.

      – Я могу пригласить вас на танец?

      Гласс ахнула и развернулась. Когда ее глаза встретились с другими, хорошо знакомыми карими глазами, девушка расцвела в улыбке.

      – Что ты тут делаешь? – прошептала она, озираясь, чтобы убедиться, что они одни.

      – Я же не мог уступить тебя сразу всем парням Феникса, – сказал Люк, отступая на шаг, чтобы полюбоваться ее платьем. – Только не сейчас, когда ты так прекрасно выглядишь.

      – Ты понимаешь, какие неприятности у тебя будут, если тебя тут застукают?

      – Постараемся этого не допустить.

      Он обвил руками талию Гласс. Музыка внизу усилилась, и Люк крутанул девушку в такт звукам.

      – Оставь меня! – полупрошептала-полухихикнула Гласс, игриво шлепнув парня по плечу.

      – Ах, вот как юная леди должна обращаться со своими поклонниками? – Он произнес этот вопрос с жутким, утрированным акцентом: в действительности на Фениксе никто так не говорил.

      – Пойдем, – снова тихо хихикнув, она взяла его за руку. – Тебе на самом деле нельзя здесь находиться.

      Люк остановился и притянул ее к себе:

      – Где бы ты ни была, я везде должен быть с тобой.

      – Это слишком рискованно, – мягко проговорила Гласс. Их лица сблизились.

      Он усмехнулся:

      – Тогда нам лучше бы убедиться, что я не зря рискнул.

      Положив руку ей на затылок, он притянул ее губы к своим.

      Гласс уже занесла руку, чтобы постучать во второй раз, но тут дверь отворилась. Ее сердце замерло.

      Это был он, действительно он, с теми самыми рыжеватыми волосами и темно-карими глазами, что ей помнились. Именно таким он каждую ночь являлся ей в ее тюремных сновидениях. Его глаза распахнулись от удивления.

      – Люк, – выдохнула она, с трудом сдерживая чувства, скопившиеся в ней за последние девять месяцев и грозящие вот-вот вырваться наружу.

      Ей отчаянно хотелось донести до него, что произошло, почему она порвала с ним и исчезла. Что последние, похожие на ночной кошмар полгода она думала о нем каждую минуту. И что она никогда не переставала любить его.

      – Люк, – сказала она снова, и по ее щекам потекли слезы.

      После того как она, сломленная, бессчетное количество раз шептала это имя в своей камере, было так странно произносить его сейчас, глядя на любимого.

      Но,