Прости за любовь. Таня Винк

другие воспитательницы, начали их успокаивать, но это не помогало. Дети должны были наплакаться, чтобы отлегло от сердца. Потом все вернется, но это будет не сегодня.

      Так Настя узнала, что такое обман, и это было больно. До этого она верила, что детский дом – это временно, она даже не украшала рисунками стену у изголовья, как это делали другие дети. Она всегда чувствовала себя как на перроне – вот-вот придет поезд и заберет ее, поэтому она всегда должна быть причесана, одежда должна быть чистой, все должно быть под рукой: и лисенок, который с ней всегда, сколько она себя помнит, и альбом, в котором она уже понемножку писала каракули и рисовала, и ботинки, и шапочка. Она уже считала себя взрослой – ей иногда поручали присматривать за трехлетками, ей доверяли! А тут она, вполне взрослая, слепо доверилась взрослому человеку, да еще как доверилась! И она поклялась больше никогда не верить обещаниям тех, кто жил по ту сторону забора. Директор и все воспитатели тоже там жили.

      Но один взрослый жил здесь, это был сторож дядя Рома. Он выходил за забор ненадолго и возвращался с тяжелой сумкой. Из этой сумки он доставал конфеты, коробки с кукурузными палочками, пряники и сушки. И угощал детей. Однажды Настя сидела на скамейке, наблюдая за воробьями, купавшимися в луже, и не заметила, как подошел дядя Рома.

      – Привет, Настенька! – бодро сказал он.

      Она подняла глаза и прищурилась – светило яркое солнце. Руки дяди Ромы были спрятаны за спину.

      – Угадай, в какой руке?

      Она улыбнулась – когда дядя Рома так делал, дети никогда не ошибались.

      – В правой!

      – Молодец, получай!

      Она протянула руку, и дядя Рома вложил в нее крошечный деревянный домик.

      – Нравится?

      – Очень!

      И это была правда – уж очень красивым был домик. Стены синие, окна золотистые, будто в них горит свет, и красная крыша.

      С той поры Настя не расставалась с домиком, и в ее сердце родилась мечта: она вырастет, и у нее будет свой дом, большой, красивый и уютный. Она изобразила его на большом альбомном листе. Перед домом нарисовала скамейку, а на ней – маму с рыжим котом на руках. «Мой дом», – написала она под рисунком.

      Что такое «мое», она прочувствовала однажды во время дежурства. В обязанности дежурных входила уборка раздевалки, спальни и чистка обуви. Дело было осенью, ботинки у всех одинаковые, да к тому же одинаково грязные. Настя смачивала тряпочку в тазу, мыла ботинки, потом другой тряпочкой вытирала насухо и ставила на газеты, расстеленные вдоль стены. Когда она взяла свои ботинки, в груди вдруг стало тепло. Она не вымыла их лучше других, но, пока она мыла, ей было как-то необычно хорошо… Закончив, она поставила ботинки на газету и улыбнулась. Потом поставила чуточку ровнее, смахнула невидимые пылинки и поклялась себе, что, когда вырастет, у нее будет много своего.

      А пока она все это представляла и иногда видела во сне, а проснувшись, сразу зарисовывала и клала в папку, подаренную директрисой.