Пора меж волка и собаки. Андрей Синельников

немереной он увидел как тенью пробежала улыбка на губах младшего Угрюма. – Благодарствую.

      – Ступай, – коротко бросил царь.

      На пороге палаты Гуляй столкнулся с гонцом из Орды. Судя по его взъерошенному виду и пыльной одежде, он нес вести срочные. Такие, которые не дают времени на то чтобы пыль из кафтана вытряхнуть и волосы пригладить, даже к царю входя. Гуляй, заученным за века движением, отступил в сторону, давая пройти гонцу, и растворился в парчовых занавесях палаты, слившись с гобеленами. Школа. Уши у него встали, как у гончей собаки на тяге. Движение его не укрылось от всевидящего взора Угрюмов, и второй раз за сегодняшний день улыбка тронула губы младшего, но они и бровью не повели, как будто, так и надо было. Гонец бухнулся лбом в пол.

      – Вели слово молвить, Государь.

      – Говори, чего принес? Только коротко говори! – Иван наклонился к гонцу.

      – Сафа-Гирей – хан ордынский, что у главного котла кормового на Волге сидел помер.

      – Что? Сафар-Гирей, что на Казане сидел, сдох! – Иван привстал, – Отчего!?

      – Напился пьяным и, упав, разбил голову себе до мозга, – смиренно ответил гонец.

      – Нажрался, свинья так, что башку сам себе разбил! – Государь не мог унять смеха, – Кто ж теперь ордынский кош стережет?

      – Утемешь-Гирей – сын его двухлетний, что от дочки ногайского князя Юсуфа.

      – Так он же говорить еще не могет! Тоже мне, страж котла общего!

      – Ты про себя-то трехлетка забыл, поди? – в ухо горячего шепнула мамка, и огненная прядка защекотала ему шею, – При нем Суюнбека, ведунья знатная. У каждого своя берегиня, так-то царь. Вот и еще один сын вдовы, сиротинушка, на свете без опеки остался, только радением берегини жизнь свою проживать будет, – она вздохнула тяжело, – Ты бы Ванечка срубил рядом там с ними на Волге городок. Посадил бы в него братию, да стрельцов с пищалями, да пушкарей с тюфяками, глядишь, враги опасаться будут на малого сиротку наседать и Суюнбеки полегче станет.

      – Хорошо, – вслух ответил Иван, как бы в ответ на свои мысли, – Срублю и дружину пошлю.

      – Свияжском назови, а гербом пусть будет обитель братская и рыбы, как у ловцов.

      – Быть по сему, – опять вслух ответил Иван, – Звать писца пусть пишет указ царский.

      Гуляй не стал дослушивать далее и пошел на свежий воздух из палат, подумав про себя, что, ведь верно называл Малку дядько Данила. Действительно бисова девка. Как же она молодого царя к рукам прибрала. Бисова девка. Он вышел на крыльцо потянулся и пошел в сторону Троицкой башни нового Крома или как он слышал из уст одного дружинника – Кремля. Хорошо назвали на кремень похоже. Надо будет в уши всем внести Кремль – это кремень, ударишь, только искры полетят, от которых трут в пищали запаляется. Хорошо Кремль-кремень. Он еще раз потянулся и легко спрыгнул через три ступеньки на двор перед теремным дворцом. В коротком кафтане ярко-красного цвета с лихо заломленной шапкой набекрень он издалека мог легко показаться стрелецким сотником или казачьим есаулом. Гуляй