Преступление и наказание в России раннего Нового времени. Нэнси Шилдс Коллманн

и некоторые московские приказы обладали судебной и административной властью над находившимся в их ведении населением или их юрисдикция распространялась на определенные категории преступлений, и эти институции часто оспаривали у воевод выполнение этих функций. Более того, во многих сообществах воеводы вынуждены были сотрудничать с местными выборными представителями – административными и судебными, которые лишь со временем были слиты или упразднены к концу XVII века. Историки полагают, что государство допускало подобное увеличение многообразия институтов или – в меньшей степени – извлекало из него выгоду, поскольку это предотвращало превращение воевод в независимые центры власти[65].

      Центральную роль в таком ограничении играли губные органы, с которыми воеводы должны были взаимодействовать. Губные избы были созданы в начале XVI века для привлечения локальных сообществ к борьбе с профессиональной преступностью и разбойничьими шайками[66]. В XVI веке по всей Европе локальные сообщества искали поддержки муниципальных и коронных судов в борьбе с разбойниками и для разрешения споров, находя в них «спектр привлекательных альтернатив для разрешения конфликтов в виде действенной правовой системы». В Англии, например, средневековая система мировых судов была распространена на уголовные дела. Во Франции раннего Нового времени была введена, также для борьбы с разбойниками и насильственными преступлениями, сходная система вице-бальи и констеблей, выбираемых из местного дворянства[67]. В России эта мера, несмотря на кажущееся благоприятствование центробежным тенденциям, была выгодна центральной власти, поскольку Разбойный приказ тесно контролировал губные учреждения и не создавал никаких материальных предпосылок, чтобы местные сообщества могли использовать эти органы как основание своей автономии. В некоторых регионах губные избы вообще не сформировались; наибольшее развитие они получили в уездах с многочисленным дворянством, как на северо-западе (есть мнение, что первоначальная модель губных институтов происходит из Пскова), северо-востоке и в центральном районе вокруг Москвы. На южной границе и в Сибири, где дворянские корпорации и крестьянские общины были слишком малочисленны, чтобы поддерживать подобную организацию, они встречались редко. На дальнем Севере – в Поморье, где уже давно существовали сильные общины, губная система также не получила полного воплощения. Как описывает ситуацию М.М. Богословский, там уже существовали воеводы и выборные земские должностные лица[68].

      Губная изба состояла из выбранных местной корпорацией предводителей: губного старосты, писца и целовальника, которые собирали отряды местных жителей для выслеживания, ареста и допроса преступников. Предполагалось, что губные старосты будут принадлежать к верхушке корпорации: в 1627 году Разбойный приказ предупреждал жителей Новоторжского уезда, что, если они не выберут губного старосту из «лутчих дворян», Приказ сам назначит

65

Стратегии сдерживания воевод: Глазьев В.Н. Власть и общество; Romaniello М.Р. The Elusive Empire. Р. 128–145; Brown P.B. Early Modern Russian Bureaucracy. Р. 349–355.

66

Самая ранняя грамота датируется 1539 г., но исследователи доказывают, что первые губные избы появились еще раньше: Dewey H.W. Muscovite Guba Charters. Р. 282. Историография губной системы: Bogatyrev S. Localism and Integration in Muscovy // Russia Takes Shape: Patterns of Integration from the Middle Ages to the Present / Еd. S. Bogatyrev. Helsinki: Academia Scientiarum Fennica, 2004. P. 65–68; Глазьев В.Н. Власть и общество. С. 3–31; Носов Н.Е. Очерки по истории местного управления Русского государства первой половины XVI в. М.; Л.: АН СССР, 1957; Чичерин Б. Областные учреждения. С. 449–504; Keep J. Bandits and the Law. Микроистория: Глазьев В.Н. Власть и общество; Пашкова Т.И. Местное управление Русского государства первой половины XVI века (наместники и волостели). М.: Древлехранилище, 2000. С. 103–124.

67

Schwerhoff G. Criminalized Violence and the Process of Civilisation: A Reappraisal // Crime, History and Societies. 2002. № 6. Р. 103–126. Р. 35; Idem. Social Control of Violence, Violence as Social Control: The Case of Early Modern Germany // Social Control in Europe / Trans. L. Hoffmann; eds. H. Roodenburg, P. Spierenburg. Columbus, OH: Ohio State University Press, 2004. Vol. 1. P. 234–239; Briggs et al. Crime and Punishment in England. P. 11, 25–27, 47–67; Greenshields M. An Economy of Violence in Early Modern France: Crime and Justice in the Haute Auvergne, 1587–1664. University Park, Pa.: Pennsylvania State University Press, 1994. P. 46–58; Weisser M.R. Crime and Punishment. P. 91–95.

68

Губная система: Чичерин Б. Областные учреждения. С. 481–487; Bogatyrev S. Localism and Integration; Schmidt С. Sozialkontrolle in Moskau. Сh. 2D; Глазьев В.Н. Власть и общество. Гл. 5–6; Булгаков М.Б. Государственные службы посадских людей. С. 140–172. Географическое распространение: Bogatyrev S. Localism and Integration. Р. 68–74; Глазьев В.Н. Власть и общество. Гл. 1–4; Keep J. Bandits and the Law. Р. 206; Богословский М.М. Земское самоуправление.