Возвращение в Аланар. Татьяна Форш

сидения, наполняются худощавыми фигурами эльфов. Среди них мелькнули ветвистые рога на чучеле головы медведя.

      – Владыка! Он пришел! – Не раздумывая, я спрыгнула со ступеней, кинулась к королевской ложе и тут же об этом пожалела. Меня оттерли, загородили проход и чуть не затоптали. Благословенная лапа Крендина сцапав за шиворот, как нашкодившего щенка втянула меня наверх и поставила рядом на безопасную ступеньку. Я благодарно ему улыбнулась, сообразив, что случайно избежала участи лягушки на скоростном шоссе.

      – Сдурела, что ли? Мало того, что тебя к нему не пропустят, так ты туда еще и не дойдешь.

      – Но мне нужно, чтобы он меня увидел! – я облизнулась и скривилась, ощутив на языке привкус крови. От бессилья искусав губы, я даже этого не заметила.

      Гном рассудительно пожал плечами.

      – Подождем! А там видно будет!

      Махнув рукой, я стала, не отрываясь смотреть на Владыку, пытаясь включить свои новые способности и «телепнуть» ему пару приветственных фраз – бесполезно! Как ни старалась, толку – ноль! Не обращая ни на что внимания, он увлеченно разговаривал с низкорослым ярко-рыжим гномом в массивной короне.

      Меж тем действо началось. Жрецы уселись позади старика. Из-под белоснежной накидки в руках второго появился инструмент, напоминающий маленькую арфу. Прижав его одной стороной к подбородку, он опустил голову и неспешно начал перебирать пальцами струны, рождая необычную красивую мелодию со странным, изломанным ритмом.

      Секунду спустя в струнные переливы вплелся на удивление молодой и высокий голос оракула.

      Солнце – пламенно-белый шар. Ангел раненый вышел к нам

      И, вещая нам глас святой, указал на путь под горой.

      Было трое лишь нас тогда. Стало ветрено. Вдруг гроза

      Кошкой черной ворвалась в дом, ангел белым стал серебром.

      Раскрылатился молний бег – было трое лишь человек.

      Им в той долгой войне годин не добавилось бы седин.

      И один на пути меж гор, позабыл про тот разговор.

      Он сбежал на изломы скал, там и сгинул. Стал нем и стар.

      Двое вышли из тех невзгод. Вечность помнит про тот поход.

      Вечность знает про тень венца и хранит всю печаль отца.

      Двое вышли из темных стран, двое вынесли горе ран.

      Утешали друг другу боль, пили, ели глазную соль.

      И один светлой птицей стал, он парит над простором скал.

      Он поет о другом святом, тот, что был за любовь казнен.

      За того, кто вознесся в свет, за кого плачет быль и бред.

      Ангел вспомнился им во сне, в той заоблачной стороне.

      Повелев им идти опять, за любовь – умирать!

      Пророчество или, скорее, песня закончилась, но звуки струн еще несколько мгновений словно туманом окружали арену, пока не растаяли в звенящей тишине.

      На площадку вышли еще два жреца. Их невысокий рост с лихвой компенсировали широченные плечи. Судя по всему – гномы. Молча подхватив, они поволокли старика за занавес. Народ отмер и в ожидании кровавого обряда зашумел.

      Жрецы,