Плеск, который жил в колодце. О природе хорошего. Сен Сейно Весто

чуть дольше обычного, он тоже не знал почему, вокруг становилось совсем тихо, но он не видел уже этих стен и стылой черной от ужаса воды, их не было. Он закрывал глаза, стараясь не дышать и хотя бы ненадолго, хотя бы на расстояние одного электрического разряда сохранить в себе и своей неподвижной памяти то, что у него стояло сейчас перед глазами, – слепящие, торжественные нити смерти, без всяких вступлений аккуратными порциями, исполинским пауком встающие над миром, и их завершение, сопровождающееся поминутным грохотом падающих небес и неторопливым шуршанием дождя. Ему было в такие минуты почти хорошо. Будто кто-то говорил с ним, рассказывал ему о его доме и как он там нужен, уговаривал его и сердился, что он не отвечает ему. Он вытирал глаза и закрывал их руками. «Возвращение». Он не знал, что это значит.

      Он не мог бы сказать, как здесь оказался и что он тут делал, почему из всех в принципе возможных мест пребывания он выбрал именно это. Иногда ему казалось, что этого понятия раньше вообще не было, а была только вечно холодная вода и скользкие от вечной сырости стены, а все остальное только продукт его сошедшего с колеи воображения. Где-то там у себя внизу, далеко на подсознательном уровне он уже понял, что до конца теперь уже недалеко, скоро все кончится, выхода отсюда нет, для него он попросту не предусмотрен, и, чтобы не сойти с ума, его сознание начинает уклоняться в крайности, призывая на помощь экстремальные меры, всякого рода вытеснения и защитные механизмы. Это было похоже на правду, он с каждым разом убеждался, что все это так. Он немного удивлялся в такие минуты, ему действительно казалось странным, откуда он знал такие вещи и такие слова, но сил по-настоящему испытывать удивление уже давно не было, он не чувствовал больше вкуса апельсина, весь мир состоял из одних сгнивших, скользких, уходивших куда-то вдаль одинаковых бревен и воняющей холодом воды. Еще раньше ему вдруг приходило в голову, что в том как раз все и дело, что стоило только сделать над собой усилие, заставить себя собраться в последний раз, суметь вспомнить все, всю исходную цепь событий, как все само собой встанет на свои места и выход откроется перед ним сам собой. Но было холодно, окружающий мир состоял из одного холода, и у него не получалось думать так долго, и он снова открывал глаза и поднимал взгляд, решая для себя, там ли еще маленький далекий квадратик синего света и звезд в нем. Он дорого бы дал, чтобы суметь оказаться там.

      Самое страшное начиналось с наступлением холодов, когда его колодец вместе с дном превращались в маленькое подобие мертвого ада и вода постоянно норовила покрыться коркой непробиваемого льда. В такие периоды хотелось закрыть навсегда глаза, но спать было нельзя. Еще иногда там, над далеким краем колодца вдруг зачем-то склонялись любопытствующие очертания каких-то шутов с бубенцами и деревянными бусами в пальцах. Заслоняя последний свет дня, они принимались напряженно разглядывать,