988. Роман Казимирский

а другой хлопнул своего щуплого спутника по плечу с такой силой, что едва не сшиб того с ног:

      – А говорил, что не немец! Но ничего, это правильно. Раз приехал сюда, то и старайся быть, как все. Вот увидишь: пройдет время – появится у тебя новое имя, как у добрых людей.

      Сейчас, вспоминая о том разговоре, историк пьяно усмехнулся: кто бы мог подумать, что эти слова окажутся пророческими? Он действительно получил новое имя в рекордно короткие сроки, однако предпочел бы, чтобы его назвали как-то иначе. Имя Баламошка означало «дурачок», и жить с таким эпитетом ему, человеку с ученой степенью, было крайне неуютно. Впрочем, каждая ситуация требует индивидуального подхода, напомнил он себе. Кому он здесь нужен со своими дипломами? Он уже успел установить точные место и время, в которых оказался. И если первое время Марсель-Баламошка еще надеялся на то, что вот-вот очнется в больничной палате под капельницами, то вскоре понял, что это, как минимум, надолго. Почувствовав очередной приступ тошноты, он снова подполз к ведру и, стараясь как-то отвлечься от происходящего, вернулся в тот день, когда все началось.

      Курьян, несмотря на пугающую внешность, оказался довольно дружелюбным парнем, которому было всего-то двадцать два года отроду. Выходит, он вполне мог оказаться в числе его студентов. С уважением взглянув на выдающуюся фигуру своего спутника, Марсель подумал, что тому следовало бы податься в профессиональный спорт – в метатели ядра, например, или диска. С его комплекцией он смог бы добиться больших успехов. Так или иначе, но ни о каком высшем образовании и речи идти не могло – очень быстро выяснилось, что у Курьяна был настолько ограниченный кругозор, что историк только диву давался. Тем не менее, вспомнив о ситуации, в которой оказался, он постарался пока не демонстрировать собственного превосходства. Кроме того, он все больше убеждался, что происходящее не могло быть плодом его фантазии. А картина, которую доцент наблюдал вокруг себя, пугала его своей дикой красотой. Наверное, он уже тогда понял, что с ним произошло, но всячески гнал от себя эти мысли.

      – Так, говоришь, староста может быть не в духе? – обратился он к спутнику, чтобы как-то поддержать разговор.

      – Угу. Забавный ты, – отозвался Курьян, не сбавляя шага. – Я не понял, о чем ты толковал мне там, у ворот, но Михайло, думаю, быстро разберется, что к чему.

      – Михайло – это кто?

      – Да староста наш.

      – Понятно. Скажи, а что за место такое? Никогда не был здесь.

      – Ого! – здоровяк остановился и многозначительно поднял палец. – Наше селище на всю округу славится, нельзя его не знать. Триполье! Запомни.

      – Кхм, – Марсель поперхнулся от неожиданности. – Ты уверен? То есть, я прекрасно знаю Триполье, у меня здесь отец родился.

      – Нельзя, друг, столько пить, – сочувствующе покачал головой Курьян. – Знаешь, как у нас говорят: наливай, да меру знай.

      – Да я… – историк хотел было возразить, что к алкоголю совсем равнодушен, но вовремя сообразил, что для собеседника это, пожалуй, было единственным разумным объяснением