Смена климата. Утопически-депрессивный гнобизм. Альберт Юрьевич Громов

все равно не возьмут, даже, если пса не пожалеет. Обиделся Типун, хотя заранее предвидел такой базар. Краснов не умел мыслить глобально, поэтому торчал в глубинке. В отличие от него Типун нигде не учился, но от природы обладал широтой мышления. Ведь он мог много выдумать этакого полезного, чего никто даже представить не может, потому что все современные люди книжками заучены, а к тонким материям прорваться мешает железобетонная стена материализма.

      – Ах, так! Значит, в партию не возьмешь. Польза от меня, говоришь, никакая? А я вот, помру, и одним монопартийцем на земле меньше станет! – Сердито ответил Типун и скоренько вышел вон, пока в недотепистого председателя впитывалась брошенная мысль.

      Работать дед Типун перестал сразу, как только получил желтый билет нетрудоспособного больного, инвалида интеллектуального труда. Работал, когда ему было примерно лет тридцать, в партийной конторе писарем. Вел описи дел, делал записи в делах, работа не пыльная и деньги платили регулярно. Получить желтый билет ему помогли все те же добрые люди, сгибающиеся в три погибели перед органом власти, но завязнувшие по уши в скверной афере. Произошло это после того, как дед Типун по просьбе всех желающих, ставил в партийных билетах отметку «Оплачено» на год вперед с помощью печати, сделанной из обыкновенной картошки и химического карандаша. Придумал он это сам, чтобы трудящимся людям не нужно было платить взносы, а тратить их на конфеты своим детишкам. Уголовное дело возбудили, но потом замяли, а все участники отделались административным штрафом. Власти грозились посадить в тюрьму Типуна, только не посадили по понятным причинам, так как у всех рыльце оказалось в пушку, а нетрудоспособным больным сделали. Прошел дед Типун в областной психиатрической больнице оздоровительный курс за полгода, вылечился и был отправлен обратно в родную Погорелку. С тех пор он ежемесячно отмечался в местной медсанчасти у фельдшера Татьяны Сергеевны, как неадекватная идиотическая личность, но не представляющая опасность для трудящегося общества. Стал он получать у почтальона Юнуса денежное пособие по нетрудоспособности. Поскольку за инвалидность ему стали давали денег не меньше, чем была зарплата в конторе, то желание регулярно трудиться наравне со всеми, отпала, как пережиток прошлого. Дед Типун шатался по дворам, выведывать, что, да, как. Забавлял своими рассказами о высших материях, а откуда знания к нему пришли – держал в тайне. Любил втягивать односельчан в бесконечные беседы на различные темы, так как дел у него не было и жил один. Люди на него не обижались, понимали его, а он никому не навязывал себя, скорее забавлял.

      – Поймите, Татьяна Сергеевна, мне публика нужна, так сказать, для генерации идей. Я в одиночестве бесполезен, как топор в чурбане. – Признавался дед Типун фельдшеру. – Меня все знают, как облупленного, когда как я не всех. Посудите сами, например, в магазинах со мной здороваются продавцы, на улице ко мне тянутся нищие, люди в форме честь отдают, каждая