гласному и подробному обсуждению крестьянского вопроса в печати, «за то он был предметом многих записок и проектов, распространяемых в обществе или представляемых государю в рукописи». Ни вольное экономическое общество, обнародовавшее на 1812 г. задачу «о сравнительной выгодности крепостного и вольнонаемного труда», на-веянную классическим сочинением Адама Смита, появившимся в русском переводе в первое десятилетие XIX века, ни «целые программы мер, необходимых для ограничения крепостного права», из присланных 14-ти (сочинение профессора харьковского университета Якоба, увенчанное при этом «медалью в сто червонцев, изготовленною на средства государя»), ни проект русского автора, занявший второе место после Якоба, считавшего «экономическое положение наших крепостных более благоприятным, чем безземельных работников в западной Европе», ни затрагивание вопроса о крепостном праве в университетских лекциях известными учеными и профессорами статистики, ни произведения изящной словесности (в том числе и стихотворения Державина, «звучавшие консервативными струнками»), ни статьи непосредственно консервативного направления, в которых была «совершенно справедливая мысль о вреде безземельного освобождения» – ничто не было избавлено от цензурных гонений, даже имевшее собственную цензуру! И в это просматривалась «весьма постыдная для вольного экономического общества история», как, собственно, и для любого другого внутри страны, а также степень опасения и ощущения грозы. «Рядом с мнением о «даровании конституции», мы наблюдаем консервативное течение и в политическом, и в социальном отношении,» – констатирует Семевский.