Как молоды мы были. Николай Добронравов

как меня муздычили коллеги,

      как с упоеньем мучили меня

      за слово доброе о русском человеке!

      На мне давно поставлено тавро.

      Мол, примитивен.

            Прост.

               Не современен.

      Мол, не поэт,

            а песенник.

               Зеро.

      В фаворе ныне Бродский, не Есенин.

      Я предан был несчастным и родным,

      расстрелянным и на войне убитым.

      Я посвящал стихи свои —

            своим

      героям

            и совсем не знаменитым.

      Нет, с них икон я вовсе не писал.

      Я их в работе видел, видел в деле.

      Я их в миру с натуры рисовал,

      чтобы другие их не проглядели.

      Теперь для многих стран,

            да и для нас

      иконостас – семья Евросоюза.

      И все ж семейка та не поднялась

      до бывшего, до нашего Союза,

      где все же был союз между людьми,

      где был порыв космический неистов,

      где были мы честны перед детьми, —

      не пестовали новеньких нацистов,

      где люди знали правду о войне,

      в стихах и песнях бережно хранимой,

      где верилось несбыточной весне

      в стране хоть разношерстной,

            но единой.

      Нас не прошиб пока Евроозноб.

      Мы все, как встарь, равны. Как прежде, вместе

      читаем вновь Айтматова взахлеб,

      поем навзрыд украинские песни.

      Веры тонкая свеча

      «Как корежило нас невежество!..»

      Как корежило

            нас невежество!

      И сейчас до конца не понято,

      сколько свежести,

            сколько нежности

      у Руси моей было отнято.

      Если даже Сергей Есенин

      одно время был

            под сомненьем,

      сколько было тогда у бдительных

      над искусством побед

            убедительных!

      И когда всю Расею,

            Россию,

      не в основе – в ознобе трясло,

      Сколько храмов сожгли,

            носили!

      Сколько к вере людей пришло!

      Чувство Родины не утрачено,

      и Рублев

            – он всегда Рублев.

      не оплаченный,

            не испачканный

      ни невежеством,

            ни рублем.

      Что талантливо,

            то и молодо…

      Пусть не сразу,

            через года

      очищаем иконное золото

      от коррозии и стыда.

      Наступают иные годы.

      Но тревожимся все сильней,

      чтобы вера

            не стала модой,

      словно джинсы,

            в стране моей…

      Эпитафия читающей стране

      Мы в жизни, возможно, не всем потакали

      и шли по какой-то дороге иной…

      Империей зла нас тогда называли

      и самой читающей в мире страной.

      Страною добра мы, конечно, не стали.

      У нас расслоенье сегодня хитрó:

      чтоб