Улыбка 45-го калибра. Дарья Донцова

Врачи заахали, заохали. Такая красота! Надо же, сделано из фарфора, а кажется, что на танцовщице настоящие кружева. И тут появилась Шилова.

      – Розочка, посмотри, какая прелесть, – кинулась к ней Вера Стеблова, операционная медсестра.

      Косметолог сморщила нос:

      – Господи, да мне от бабки ящики с таким барахлом достались в наследство. Все выкинула. Как, скажите на милость, из этих дырок грязь выковыривать?

      – Но это же настоящая старина, – попыталась объяснить Вера.

      Роза Андреевна только хмыкнула:

      – Вещи должны быть новыми, чистыми и красивыми. Может, кому и нравится иметь дело с треснувшими тарелками и выцветшими тряпками, но только не мне.

      Глава 6

      Домой я приехала разочарованная. Похоже, что Роза яйца не брала. Вернее, на девяносто процентов это не Шилова. Дама отлично зарабатывает, родственников не имеет, коллекционированием не увлекается…

      Продолжая размышлять на эту тему, я открыла дверь и увидела забившегося в угол мопса Хуча.

      – Милый, ты почему прячешься? Натворил чего?

      Но всегда приветливый Хучик сидел под стулом, понурив голову.

      Не понимая, что случилось с собачкой, я сняла куртку, ботинки, и тут в прихожую, радостно лая, влетел Хуч. Я так и села. У меня глюки? Один Хучик с мрачной мордой забился под стул, другой весело вертится у меня под ногами, пытаясь облизать хозяйку.

      – Как день провела? – поинтересовалась, выглянув из гостиной, Зайка.

      – Ольга, – осторожно спросила я, – ты Хуча видишь?

      – Да вот же он!

      – А там тогда кто?

      Зайка засмеялась и вытащила из-под стула еще одного мопса.

      – Это Юнона, в обиходе Юня или Нюня. Она откликается на любую кличку.

      Я уставилась на слишком толстую собачку:

      – Ничего не понимаю.

      – Часа два тому назад, – пустилась в объяснения Зайка, – к нам заявилась Агата Кроуль. Помнишь ее?

      Еще бы, с Агаткой мы долгие годы проработали бок о бок в одном институте, преподавали иностранные языки. Я – французский, а Агата – немецкий. Она этническая немка. Ее дед и бабка, оба коммунисты, приехали в тридцатые годы в Москву по линии Третьего Интернационала. Была такая международная организация, объединявшая в разных странах тех, кто хотел строить светлое коммунистическое будущее. Супругам Кроуль не удалось ничего построить – в начале сороковых годов они оказались в лагере. Их сына Германа, отца Агаты, почему-то не тронули. Когда грянула перестройка, Герман, еще вполне бойкий мужчина, отыскал в городе Киль родственников и, прихватив Агату, отбыл на историческую родину. Мы с Агаткой переписываемся. Она, когда приезжает в Москву, останавливается у нас.

      – Агата в Москве проездом, – вещала Зайка, поглаживая Юню. – У нее были билеты на самолет, который через пару часов улетел в Новосибирск. Она только завезла к нам мопсиху и умчалась.

      – Ничего не понимаю, объясни толком.

      – О, господи, – обозлилась Ольга, – повторяю еще раз, специально для самых тупых. Агата