Сольск. Алан Кранк

в дверях появился толстый рыжий коротышка Илья Тимофеевич – отставной поручик и заядлый картежник, прокутивший двенадцать лет назад огромное состояние отца. Его, казалось бы, безнадежное финансовое положение спас удачный брак. Сорок тысяч ассигнациями и два имения в приданое. Полжизни в дураках, а вторую в примаках, как поговаривали на селе.

      От хозяйского дома до церкви было две минуты ходьбы.

      Игнат решил не заходить внутрь. В десяти шагах от дверей он остановился и опустился на колени. Позади зашелестели одежды. Первые две строчки «Отче наш» прозвучали неуверенно и тихо. Странно, что обращаясь к Богу по самым разным поводам, каждый раз он повторяет одни и те же слова.

      Вместо того, чтобы забыть о мирском и устремить взгляд в вечность, как это часто случалось и прежде, в голове завертелись несвоевременные мысли. Все, что он говорит сейчас, обращено не к Богу, а к людям за спиной. Будет ли оправданным лицемерие во имя веры? И только ли интересы Бога собирается он отстаивать сегодня ночью? А что если Бог против? Если укрепление веры таким образом противно ему и ненужно. Кто может сказать наверняка?

      «Да светится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя,. я́ко на небеси и на земли… Аминь».

      Ветер наивных вопросов стихал. Сомнения стремительно теряли значение, пока наконец не показались совершенно бессмысленными и ничтожными.

      Молитва набирала силу. С каждым произнесенным словом его голос креп, становился громче, пока не заглушил все остальные звуки. Слов невозможно было разобрать, что создавало атмосферу непостижимого умом таинства. Он повторял молитву снова и снова, пока сам не оказался в ее власти. Он говорил с Богом. Взывал о помиловании несчастных грешников, стоявших за его спиной, все чаще напоминая Ему о Его милости.

      Игнат не заметил, когда закончился огненный дождь, и пришел в себя только под утро, когда теплое летнее солнце выглянуло из-за горизонта. По-над землей стелился густой туман.

      Он замолк и попытался встать на ноги, которые затекли и дрожали, как у дряхлого старика. Каждый вдох сопровождался скребущей болью в горле. Он хотел переложить крест в левую руку, но не сразу смог раскрыть сведенный судорогой кулак.

      За его спиной сорок человек в белых ночных рубахах, шатаясь, поднимались с колен, словно пробуждались от ночного кошмара. Ближе остальных стоял управляющий поместьем отставной солдат Макар. Одной рукой он держал потухший фонарь, а другой отряхивал ночную рубаху, вымазанную на коленях.

      Люди тихо шептались, но не расходились, ожидая заключительного слова. Отец Игнат постарался собраться с мыслями. Каждый звук, который сейчас слетит с его губ, будет иметь огромное значение. Именно последние слова запомнятся прихожанам.

      – Преклоняя головы перед безграничной силой Господа Бога нашего, помните о его милости. Ее не увидишь, как небесный огонь, и не услышишь, как раскаты грома. Ее широту и глубину видит только сердце.