Руны. Элизабет Вернер

Шалун-мальчик только мешал ей спокойно жить; надо было уговаривать ее и подталкивать, чтобы она что-то делала; но неожиданно явился Иоахим и забрал сына, и она уступила без сопротивления. Правда, тогда было уже поздно что-либо делать, он требовал лишь удовлетворения своего отцовского права.

      Он замолчал, потому что дверь приоткрылась, и еще по-детски звонкий голос спросил:

      – Можно войти, папа?

      Фернштейн, быстро обернувшись, произнес:

      – Это мой мальчик! Он приехал за мной. Войди, Курт.

      В комнату вошел красивый, стройный мальчик лет пятнадцати с темной кудрявой головой, свежим, открытым лицом и блестящими глазами. Он без всякой робости и смущения подошел к барону и протянул ему руку.

      – Здравствуй, дядя Гоэнфельс!

      Барон окинул его удивленным взглядом.

      – Какой ты стал большой, Курт!

      – Ты не видел его два года, – вмешался отец, – с тех пор, как он учится в Ротенбахе, в заведении Бергера. Он уже, так сказать, перерос домашних учителей, а так как нынче от молодежи требуется так называемое высшее образование, то я и поместил его туда. Собственно говоря, это глупо: их пичкают там латынью да греческим, а зачем они ему? Ну, да ладно, пусть мальчик пройдет эту канитель, а потом я пошлю его на два года в высшее сельскохозяйственное училище, чтобы он выучился там чему-нибудь разумному и практичному; ведь он со временем должен будет принять под свое руководство Оттендорф.

      – Я не буду заниматься сельским хозяйством, ты это знаешь, папа, – заявил Курт очень твердо.

      – Ты опять за свое? Выкинь эту дурь из головы! Говорю тебе, из этого ничего не выйдет.

      – Ты не хочешь быть хозяином на земле? Кем же ты будешь? – спросил барон.

      – Моряком! – воскликнул Курт. – Я хочу увидеть весь мир! Я поступлю на флот и, конечно, стану адмиралом!

      – «Конечно»? Ты метишь довольно высоко, но это хорошо: надо всегда ставить себе цель повыше, тогда будешь продвигаться вперед.

      – Ты еще поддерживаешь его в этой глупости? – с гневом спросил Фернштейн. – С тех пор, как мальчишка погостил у моего шурина в Киле, он только и думает об этом проклятом море! Он разгуливал по всем пароходам, катался в лодке под парусом и вбил себе в голову, что станет моряком. Но я этого не потерплю; я уже десять раз говорил ему это!

      – В таком случае я сбегу, папа, – объявил Курт с полнейшим спокойствием, – даже если мне придется стать юнгой. Я поплыву прямо на тихоокеанские острова к каннибалам и пришлю тебе оттуда открытку.

      – Только посмей! – вспылил отец. – Ты воображаешь, что я отпущу единственного сына подвергаться опасностям? Насмотрелся я на это в Киле, моряки лазят по реям, как кошки! Стоит упасть, и нога сломана. Да еще, пожалуй, акула съест.

      – Я не упаду, – возразил Курт, – а на акул мне наплевать.

      – Коротко и ясно! Ты должен оставаться на суше! – решительно заявил отец. – Твое место в Оттендорфе! Прошу без глупостей!

      – Ступай пока в парк, Курт, –