На японской войне. Викентий Вересаев

подняв брови, с улыбкою оглядел меня и покачал головою.

      – Ну, смотрите! Налетите на Трепова, может выйти неприятность. Как же это вы без шашки?

      Что такое? Без шашки? Ребяческим шутовством пахнуло от вопроса о какой-то шашке среди всей этой бестолочи и неурядицы.

      – А как же! Вы находитесь при исполнении обязанностей, должны быть при шашке.

      – Ну, нет, он теперь этого уж не требует, – примирительно заметил другой. – Понял, что врачу шашка мешает при перевязках.

      – Не знаю… Меня он пригрозил посадить под арест за то, что я был без шашки.

      А кругом шло все то же. Приходили сестры, заявляли, что нет мыла, нет подкладных суден для слабых больных.

      – Так скажите же смотрителю.

      – Говорили несколько раз. Но ведь вы знаете, какой он. «Спросите у аптекаря, а если у него нет, – у каптенармуса». Аптекарь говорит, – у него нет, каптенармус – тоже.

      Отыскал я смотрителя. Он стоял у входа в барак с главным врачом. Главный врач только что воротился откуда-то и с оживленным, довольным лицом говорил смотрителю:

      – Сейчас узнал, – справочная цена на овес – 1 р. 85 к.

      Увидев меня, главный врач замолчал. Но мы все давно уже знали его историю с овсом. По дороге, в Сибири, он купил около тысячи пудов овса по сорок пять копеек, привез их в своем эшелоне сюда и теперь собирается пометить этот овес купленным для госпиталя здесь, в Мукдене. Таким образом он сразу наживал больше тысячи рублей.

      Я сказал смотрителю о мыле и об остальном.

      – Я не знаю, спросите у аптекаря, – ответил он равнодушно и даже как будто удивляясь.

      – У аптекаря нету, это должно быть у вас.

      – Нет, у меня нету.

      – Слушайте, Аркадий Николаевич, я не раз убеждался, – аптекарь прекрасно знает все, что у него есть, а вы о своем ничего не знаете.

      Смотритель вспыхнул и заволновался.

      – Может быть!.. Но, господа, я не могу. Откровенно сознаюсь, – не могу и не знаю!

      – Как же это узнать?

      – Нужно пересмотреть все укладочные книжки, найти, в какой повозке что лежит… Идите, посмотрите, если угодно!

      Я взглянул на главного врача. Он притворялся, что не слышит нашего разговора.

      – Григорий Яковлевич! Скажите, пожалуйста, чье это дело? – обратился я к нему.

      Главный врач забегал глазами.

      – В чем дело?.. Конечно, у врача своей работы много. Вы, Аркадий Николаевич, пойдите там, распорядитесь.

      Вечерело. Сестры, в белых фартуках с красными крестами, раздавали больным чай. Они заботливо подкладывали им хлеба, мягко и любовно поили слабых. И казалось, эти славные девушки – совсем не те скучные, неинтересные сестры, какими они были в дороге.

      – Викентий Викентьевич, вы одного сейчас черкеса приняли? – спросила меня сестра.

      – Одного.

      – А с ним лег его товарищ и не уходит.

      На койке лежали рядом два дагестанца. Один из них, втянув голову в плечи, черными, горящими глазами смотрел на меня.

      – Ты болен? – спросил я его.

      – Нэ болэн! –