Роб Рой. Вальтер Скотт

набить себе цену.

      – А чего бы ради я стал упускать случай? – возразил Эндрю. – Ведь прождешь до могилы, пока другие оценят тебя по заслугам.

      – И вы, я заметил, не дружите с дамами?

      – Признаться, не дружу. Садовники с ними искони не в ладу, и я тоже – как и самый первый садовник. С ними нам беда: лето ли, зима ли – подавай им во всякое время года абрикосы, груши, сливы; но у нас тут, на мое счастье, нет ни одного осколка от лишнего ребра, никого, кроме старой ключницы Марты, а ей много ли надо? Только бы не гнали из малинника ребятишек ее сестры, когда они приходят к старухе попить чаю на праздник, да изредка спросит печеных яблок себе на ужин.

      – Вы забыли вашу молодую госпожу.

      – Какую такую госпожу я позабыл? Не пойму.

      – Молодую госпожу, мисс Вернон.

      – Ах, эту девочку Вернон! Надо мной, сударь, она не госпожа. Хорошо, кабы она была госпожа над самой собой. Лучше б ей как можно дольше не быть ни над кем госпожой. Уж такая непутевая!

      – В самом деле? – сказал я, заинтересованный живее, чем хотел признаться самому себе или показать собеседнику. – Вы, Эндрю, знаете, видно, все тайны дома.

      – Если и знаю, то умею хранить их, – сказал Эндрю. – Они не бунтуют у меня в животе, как пивные дрожжи в бочке, будьте спокойны. Мисс Ди, она… Но что мне до того? Не моя забота! – И он с напускным усердием принялся копать землю.

      – Что вы хотели сказать о мисс Вернон, Эндрю? Я друг семьи и хотел бы знать.

      – С ней, я боюсь, неладно, – сказал Эндрю и, сощурив один глаз, покачал головой с важным и таинственным видом. – Водится за нею кое-что. Понимаете, ваша честь?

      – Признаться, не совсем, – отвечал я, – но я попросил бы вас, Эндрю, объяснить понятней.

      С этим словом я сунул в заскорузлую руку садовника крону.

      Почувствовав прикосновение серебра, Эндрю хмуро ухмыльнулся и, слегка кивнув головой, опустил монету в карман своих штанов; потом, отлично понимая, что деньги даны не даром, он выпрямился, оперся обеими руками на лопату и выразил на лице своем торжественность, точно собирался сообщить нечто очень важное.

      – В таком случае, скажу вам, молодой джентльмен, раз уж вам так нужно это знать, что мисс Вернон…

      Не договорив, он так втянул свои впалые щеки, что его скулы и длинный подбородок приобрели сходство со щипцами для орехов, еще раз подмигнул, насупился, покачал головой – и, видимо, решил, что его физиономия дополнила то, чего не досказал язык.

      – Боже праведный, – проговорил я, – такая молодая, такая красивая и уже погибла!

      – Поистине так. Она, можно сказать, погибла телом и душой; мало того, что она папистка, она, по-моему, еще и…

      Но осторожность северянина взяла верх, и он опять замолчал.

      – Кто же, сэр? – проговорил я строго. – Вы должны объяснить мне все ясно и просто. Я настаиваю.

      – Самая ярая якобитка во всем графстве.

      – Фью!.. Якобитка? Только и всего!

      Услышав, как легко я отнесся к его сообщению,