Без дороги. Викентий Вересаев

на огонь выпученными, глупыми глазами и, вильнув хвостом, юркнула назад. Все рассмеялись.

      – Как Вера на луну! – сказала Лида, лукаво дрогнув бровью.

      Все засмеялись сильнее, а Лида покраснела.

      – Ну, господа, дальше можно ехать, – сумрачно проговорил Миша, все время зевавший. Он снова взялся за весла.

      Наташа перебралась с кормы на середину лодки.

      – Митя, расскажи, за что тебя со службы выгнали, – сказала она, с детскою ласкою заглядывая мне в глаза.

      – За что выгнали? О голубушка, это история долгая…

      – Ну, все-таки расскажи!..

      Я стал рассказывать. Все теснее сдвинулись вокруг. Между прочим, рассказал я и о своей первой стычке с председателем, после которой я из «преданного своему делу врача» превратился в «наглого и неотесанного фрондера»; приехав в деревню, где был мой пункт, принципал прислал мне следующую собственноручную записку: «Председатель управы желает видеть земского врача Чеканова; обедает у князя Серпуховского». Ну, я ему на обратной стороне его записки ответил: «Земский врач Чеканов не желает видеть председателя управы и обедает у себя дома».

      Все рассмеялись.

      – Что же он? – быстро спросила Наташа.

      – Да ничего. Ответа моего он никому не мог показать, потому что тогда бы прочли и его письмо; ну, а так врачу не пишут.

      – Я не понимаю, Митя, как можно было так ответить, – сказала Вера. – Ведь он же ваш начальник?

      – Да ну, Вера! всегда вот такая! – нетерпеливо повела Наташа плечами. – Так что ж такое?

      – Как – что ж такое? Вот из-за этого Митя потерял место. Хорошо еще, что он неженатый человек.

      – Голубушка, Вера, и женатые отказывались от мест, – сказал я. – Читали вы в газетах о саратовской истории? Все врачи, как один человек, отказались. А нужно знать, какие это горькие бедняки были, многие с семьями, – подумать жутко!

      Мы несколько времени плыли молча.

      – Свобода вероисповедания… – задумчиво произнес Петька.

      – К чему ты это сказал? – с усмешкою спросила Соня.

      Петька помолчал.

      – К чему я это, правда, сказал? – проговорил он с недоумевающей улыбкой. – А все-таки есть смысл.

      – Какой же?

      – Го-го!.. Какой! Свобода вероисповедания, – из-за нее в средние века сколько войн происходило.

      – Ну, так что ж?

      – Ну, так вот.

      Я снова сел за весла. Лодка пошла быстрее. Наташа лихорадочно оживилась; она вдруг охватила обеими руками Веру и, хохоча, стала душить ее поцелуями. Вера крикнула, лодка накренилась и чуть не зачерпнула воды. Все сердито напали на Наташу; она, смеясь, села на корму и взялась за руль.

      – Господи, вот сумасшедшая девчонка! Я так испугалась! – говорила Вера, оправляя прическу.

      – Скорей, господа, скорей гребите! – говорила Наташа, откидывая распущенные волосы за спину.

      Лодкавдруг с шуршащим шумом врезалась в тростник; нас обдало острым запахом аира, его початки закачались и раздались в стороны.

      – Сильней