Кляча в белых тапочках. Елена Логунова

покривившиеся, с облупившейся краской, но вполне узнаваемые.

      – Это семейство юбилярши в усеченном составе, с дочками и внучками, – объяснил Генка. – Вот, гляди! В платочке и розовой кофте с рюшечками – сама Капитолина Митрофановна. Ей тут лет семьдесят с гаком, уже неоднократно вдова, поэтому без мужика рядом. Справа от нее, в красных бусах, ее родная дочка, не знаю только, старшая или младшая, их у Капитолины вообще-то две. Слева вторая дочка, а перед ними внуки сидят.

      – Три славных пацана, – кивнула я.

      – Ошибочка вышла, – поправил меня Генка. – Два пацана и одна девчонка.

      – Да какая разница, – отмахнулась я.

      – Огромная! – Генка всплеснул руками и едва не смел с заваленного деревенскими харчами стола глиняную миску со сметаной.

      Своевременно поймавший плошку Вадик посмотрел на Конопкина с укоризной.

      – Большая разница! – продолжил тот. – Думаешь, откуда у меня снимок? Мне его эта самая внучка дала!

      – Вот эта? – Я ткнула пальцем в толстощекого рыжекудрого малыша в ситцевых трусах и с грязными коленками, к одной из которых прилип ярко-желтый березовый лист.

      – Ага, – кивнул Генка. – Только она с тех пор немного подросла и уже не гуляет по улицам топлесс. К моему великому сожалению, а то было бы на что посмотреть!

      – Что, хороша внучка? – плотоядно облизнувшись, встрял в разговор Вадик.

      Я пнула его ногой, чтобы не мешал, и спросила Генку:

      – А когда они снимались?

      – Ну, не знаю… Давно!

      – А поточнее?

      Я перевернула фотографию, чтобы поглядеть, не написана ли на обороте дата. Мои бабушка и дедушка, тоже станичники, всегда аккуратно подписывали фотографии, чтобы точно знать, когда был сделан снимок. Это мы теперь так привыкли к чудесам фото и видео, что относимся к фамильным снимкам без должного пиетета. А зря, все-таки история…

      – Тысяча девятьсот семьдесят седьмой год, двенадцатое сентября, – хором прочитали мы с Генкой.

      – Так это тоже был ее день рождения! – обрадовалась я. – Отличный материал, архивное фото! Колись, Генка, откуда у тебя эта семейная реликвия?

      – Ты вон ту желтенькую дыньку будешь кушать? Нет? Тогда подвинь ее ко мне, – хитрюга Конопкин притворился, будто не слышит, о чем я его спрашиваю.

      – А я вчера гонорар за очерк в столичном журнале получила, – повысив голос, как бы между прочим сообщила я информацию, не имеющую видимого отношения к обсуждаемой теме.

      Однако Генка прекрасно понял, куда я клоню.

      – Значит, ты сможешь одолжить мне сотню баксов? – обрадовался он.

      – Еще одну сотню баксов, – заметила я, деликатно напоминая приятелю о том, что он до сих пор не вернул мне последний заем.

      Генка все время «стреляет» у коллег и друзей-приятелей деньги. Причем обязательно сотнями– неважно, сотнями чего именно, рублей, баксов, да хоть тугриков! Подозреваю, что у Конопкина так