Крылья распахнуть!. Ольга Голотвина

проживать эдонета Джасинта.

      Барышня села на стул, вытянув пострадавшую ножку:

      – Ой, наконец-то!

      – Прикажете кликнуть служанок? – холодно поинтересовался трухлявый пень.

      – Не к спеху, Педро. Мы же еще не поблагодарили его милость. – Девушка улыбнулась Сончесу так, что тот растаял, словно снеговик на солнцепеке. – Полагаю, учтивость велит угостить моего спасителя глотком вина? Сходи к хозяину, принеси бутылку… ну, не знаю, самого дорогого…

      – Знатной барышне нехорошо оставаться один на один с незнакомым мужчиной! – воспротивился старикашка приказу хозяйки. – Ежели вам угодно угостить его милость, так в шкафчике початая бутылка эфросского… если эфросское не подойдет, то я уж и не знаю, как его милости угодить!

      – Полагаю, от бокала эфросского мой спаситель не откажется, – очаровательно склонила головку барышня. – Правда, нет закуски… – И сказала слуге властно, с нажимом: – Ты сходишь вниз за чем-нибудь вкусным!

      – Да, госпожа, – неохотно сдался старик. Сончес про себя возликовал.

      – А сейчас налей вина в кубок! – приказала эдонета Джасинта, явно гордая своей победой. – Вежливость требует, чтобы гость принял вино из моих, а не из твоих рук. Правда, я не могу встать, но его милости, надеюсь, не трудно будет подойти ко мне?

      «Его милость» заверил, что ради прелестной эдонеты ему не в тягость было бы пройти всю Антарэйди, от Виктии до Спандии.

      – Вот и славно. Педро, наливай!

* * *

      – Я виновата, я! – каялась Мара. – Дура я, капитан! Зелья перепутала… вместо сонного снадобья… у-у, дурища!

      – Дурища, – негромко подтвердил «старый слуга». – Лескатам тебе шкуру чистить, а не мужчинам головы дурить.

      Хозе Порченый в разговоре участия не принимал: пялился перед собой равнодушным, стеклянным взором.

      Капитан обернулся к пленнику.

      Порченый был жив и весьма разговорчив, если к нему обращались напрямую. Причем говорил только правду. В этом Бенц не сомневался: он уже видел, как действует зелье илвов. Но вот сколько времени будет действовать снадобье – на этот вопрос и сам Филин не смог ответить. Сказал: у каждого по-разному…

      Надо было уводить пленника. Но Бенц не удержался от допроса:

      – Ты сжег «Облачного коня»?

      – Я, – тут же ответил Порченый.

      – Один?

      – Нет. С Никколо Звонарем.

      Пленник ни на миг не задержался с ответами. Голос ровный, равнодушный, взгляд устремлен мимо капитана – на стену, обшитую крашеными досками. Сончес обмяк на стуле. Если бы не связная речь, походил бы на пьяного.

      – Как это было?

      Порченый так же спокойно и размеренно принялся рассказывать про лодку, ночь и горящие стрелы.

      – Сволочь! – выдохнул стоящий у двери Хаанс и шагнул вперед с явным намерением свернуть шею поджигателю, оставившему команду без корабля.

      Но Отец встал у него на пути: