Люска. Владимир Воронин

лошади, задел своим кончиком обе губы.

      Люська взвилась. Потом неожиданно успокоилась, пошла размеренным шагом по леваде.

      Наездница выпрямилась гордо в седле. Она победно улыбалась зрителям.

      Люська всё шла и шла, размеренно и спокойно, чуть помахивая, в такт шагу, головой и косясь на Ленку.

      Круг, затем второй, третий. Круги постепенно становились всё шире.

      Люська спокойно подошла к шершавым жердям лошадиного загона, прижала к верхней дубовой жердине ногу наездницы в щегольском сапоге и пошла дальше.

      Сначала, никто ничего не понял. Потом закричала наездница. Она бросила прут и обеими кулаками била лошадь по голове.

      А та всё шла и шла. На заборе оставались ошмётки сапога, обрывки дорогущих лосин, привезённых прямо из Парижа, живая человеческая кожа.

      Первой пришла в себя Ленка. Она бросилась в загон, стала перед лошадью, схватив её под уздцы. Люська остановилась.

      Подоспел вечно улыбающийся Андрюха, снял наездницу с седла, вывел, почти вынес, из левады.

      Мало кто мог вспомнить потом, что говорила городская фифа, но Люськин поступок помнили все. И удивлялись: неужели лошади тоже умеют думать?

      Барышню срочно увезли в город и думать о ней забыли бы, если бы не разноцветные ошмётки лосин на заборе.

      Но и их смыли весенние дожди.

      7 кадр

      Табун

      Этой же весной кобылы познакомились поближе со своим кавалером. Их выпустили из надоевшей тесной левады на просторный зелёный луг у речки. А потом подпустили к ним жеребца.

      Он нёсся к ним от конюшни, флагом подняв и распустив по ветру роскошный хвост. С ходу ударил и укусил подвернувшегося на пути мерина, посчитав его, хоть и неполноценным, а всё же соперником.

      Потом принялся за кобыл. Он согнал их, разбредшихся было по лужку в беспорядке, в плотный косяк, внимательно обнюхал, знакомясь, каждую.

      Все кобылы были жерёбы от неизвестных жеребцов, так что в его услугах, как производителя, не нуждались.

      Он сразу определил, что серая в яблоках кобыла, уже и не кобыла вовсе, она никогда больше не придёт в охоту и не принесёт потомства. Жеребец отогнал её в сторонку.

      Ещё дальше он прогнал несчастного мерина, которому очень хотелось пастись вместе со всеми. Но жеребец был непреклонен.

      Мерин и кобыла – непригодные для продолжения рода существа. Пускай и достанутся, в случае чего, хищникам.

      Косяк он с того дня охранял властно и уверенно, следил за порядком изо всех сил, не подпускал к кобылам никого, даже хозяина.

      Единственный, кто пользовался его расположением и доверием, так это конюх Андрюха. И не из-за морковки вовсе, а потому, что он обращался с ним как с равным. Мог и кнутом, в случае чего.

      Может показаться странным: как же так? Без жеребца кобылы жили, а все беременны? На самом деле, странного здесь мало.

      Дело в том, что кобылу, «пришедшую в охоту», мало что может остановить. А тем более, забор из жердей. Пусть даже и жердей дубовых, которым была огорожена левада.

      Время от времени,