Стихотворения. Иван Тургенев

скользили челны –

      И, грустных дум и странных мыслей полный,

      На берегу безмолвный я стоял.

      Маститый царь лесов, кудрявой головою

      Склонился старый дуб над сонной гладью вод;

      Настал тот дивный час молчанья и покою,

      Слиянья ночи с днем и света с темнотою,

      Когда так ясен неба свод.

      Всё тихо: звука нет! всё тихо: нет движенья!

      Везде глубокий сон – на небе, на земле;

      Лишь по реке порой минутное волненье:

      То ветра вздох; листа неслышное паденье;

      Везде покой – но не в моей душе.

      Да, понял я, что в этот час священный

      Природа нам дает таинственный урок –

      И голос я внимал в душе моей смущенной,

      Тот голос внутренний, святой и неизменный,

      Грядущего таинственный пророк.

      Кругом (так я мечтал) всё тихо, как в могиле;

      На всё живущее недвижность налегла;

      Заснула жизнь; природы дремлют силы –

      И мысли чудные и странные будила

      В душе моей той ночи тишина.

      Что если этот сон – одно предвозвещанье

      Того, что ждет и нас, того, что будет нам!

      Здесь света с тьмой – там радостей, страданий

      С забвением и смертию слиянье:

      Здесь ночь и мрак – а там? что будет там?

      В моей душе тревожное волненье:

      Напрасно вопрошал природу взором я;

      Она молчит в глубоком усыпленье –

      И грустно стало мне, что ни одно творенье

      Не в силах знать о тайнах бытия.

      К Венере Медицейской

      Богиня красоты, любви и наслажденья!

      Давно минувших дней, другого поколенья

      Пленительный завет!

      Эллады пламенной любимое созданье,

      Какою негою, каким очарованьем

      Твой светлый миф одет!

      Не наше чадо ты! Нет, пылким детям Юга

      Одним дано испить любовного недуга

      Палящее вино!

      Созданьем выразить душе родное чувство

      В прекрасной полноте изящного искусства

      Судьбою им дано!

      Но нам их бурный жар и чужд и непонятен;

      Язык любви, страстей нам более не внятен;

      Душой увяли мы.

      Они ж, беспечные, три цели знали в жизни:

      Пленялись славою, на смерть шли за отчизну,

      Всё забывали для любви.

      В роскошной Греции, оливами покрытой,

      Где небо так светло, там только, Афродита,

      Явиться ты могла,

      Где так роскошно Кипр покоится на волнах,

      И где таким огнем гречанок стройных полны

      Восточные глаза!

      Как я люблю тот вымысел прекрасный!

      Был день; земля ждала чего-то; сладострастно

      К равнине водяной

      Припал зефир: в тот миг таинственный и нежный

      Родилась Красота из пены белоснежной –

      И стала над волной!

      И говорят, тогда, в томительном желанье,

      К тебе, как будто бы ища твоих лобзаний,

      Нагнулся неба свод;

      Зефир тебя ласкал эфирными крылами;

      К твоим ногам, почтительно, грядами

      Стремилась бездна вод!

      Тебя приял Олимп! Плененный грек тобою

      И неба и земли назвал тебя душою,

      Богиня красоты![1]

      Прекрасен был твой храм – в долине сокровенной

      Ветвями тополя и мирта осененный,

      В сиянии луны,

      Когда хор жриц твоих (меж тем как фимиама

      Благоуханный дым под белый купол храма

      Торжественно летел,

      Меж тем как тайные свершались возлиянья)

      На языке родном, роскошном, как лобзанье,

      Восторга гимны пел!

      Уже давно во прах твои упали храмы;

      Умолкли хоры дев; дым легкий фимиама

      Развеяла гроза.

      Сын знойной Азии рукою дерзновенной

      Разбил твой нежный лик, и грек изнеможенный

      Не защитил тебя!

      Но снова под резцом возникла ты, богиня!

      Когда в последний раз, как будто бы святыни

      Трепещущим резцом

      Коснулся Пракситель до своего созданья,

      Проснулся жизни дух в

1

Alma mundi Venus… (Примечание Тургенева.)