Стирающий грани. Гарфанг

такой беззаботной радостью, словно хотело сказать: «Ну какие твои заботы, Шрам? Наслаждайся жизнью, а там видно будет».

      И, вглядываясь в его ясную высоту, я неожиданно задремал…

      Когда я проснулся, желтый мячик солнца уже перебежал полуденную черту.

      – Мрак меня покрой! – крикнул я, мигом подхватившись и уже стягивая с ветки полностью сухие штаны. Ничего себе, отдохнул! Эт же опять скажут, что Шрам нарочно не пришел на молитву, еще и отступником, чего доброго, назовут.

      И, понимая, что моя поспешность уже все равно ничего не исправит, тем не менее я понесся к деревне, как только мог.

      «Наверное, они уже за столами. Может, моего отсутствия и не заметят? Или соврать, что у меня рана разболелась? Все равно не поверят…» – с такими мыслями я наконец спустился с холма, подходя к главному месту в деревеньке – к Храму Судьбы – небольшой деревянной постройке с широкой площадью возле нее, которая сейчас, по случаю праздника, была уставлена скамьями и длинными узкими столами с угощением.

      Вся деревня, конечно же, была здесь. Но не успев еще толком приблизиться, я понял, что что-то не так.

      Еда стояла нетронутой, и люди, кажется, совсем забыли о ней – все почему-то сбились в кучки и что-то живо обговаривали. И даже неугомонные дети в большинстве стояли почти молча рядом со своими семьями, словно их и не было. Но самое главное – молчала музыка – обязательный атрибут любого празднества. Правда, звуки, издаваемые двумя несчастными, давно пережившими свою молодость инструментами назвать музыкой было бы большой для них честью, но – теперь и они лежали в сторонке без дела, а музыканты – два бородатых брата-пастуха, такие же древние, как и их инструменты, тоже увлеченно размахивали руками, участвуя в общей беседе.

      И уже подойдя совсем близко, я заметил растерянность и слезы на лицах у нескольких человек – и не все они были женщинами.

      – Нельзя плакать… Таковы дороги Судьбы, и не нам судить о них…

      Я не смог отыскать в толпе учителя, и потому подошел к Малике – розовощекой девчонке, одной из учениц нашей школы.

      – Малика, что здесь стряслось? Я пропустил что-то интересное?

      – Как, ты не знаешь?

      – Ну, я там немного задержался…

      Но она меня даже не дослушала:

      – Линсей – ведьма! Приехали служители Храма из Семиглавца и забрали ее с собой!

      – Длиннорясые забрали Линсей? Эт что, шутка такая? – заморгал глазами я, ничего не понимая.

      – Никакая она не ведьма! – Лив, бледный, со сжатыми кулаками, подскочил к Малике, едва сдерживаясь, чтоб не ударить ее, словно она была виновата во всем, что случилось.

      – Это ошибка! Они поймут это и отпустят Линсей домой!

      Малика втянула голову в плечи и шмыгнула прочь от разъяренного парня, который едва сдерживал злые слёзы.

      Мне стало жаль его – даже я не мог не замечать раньше, как он смотрел на Линсей во время уроков…

      – Так что на самом деле произошло? – обратился я уже к нему.

      – Не знаю… – Лив вдруг поник, словно с него