Погоня за птицей. Гарфанг

этого бремени, что тяготило ее и не давало забыть о совершенной ошибке.

      И ей не оставалось ничего другого, как ждать, когда появится на свет ребенок.

      Ребенок, который никому не нужен.

      И одной беспокойной ночью, ветреной и непроглядно черной, в ветхой хижине Вешмета прозвучал крик новорожденного. Это был мальчик – с тоненькими завитками темных кудряшек, неожиданно светлой кожей и черными глазами, которые он открыл сразу, как только перестал плакать.

      Вешмет удивленно рассматривал маленькое создание с глазами его дочери. Чувства настолько противоречивые всколыхнулись в нем, что некоторое время он просто стоял в растерянности; на какую-то минуту он даже готов был отказаться от своего замысла… Но разум взял верх.

      Латениа раскрыла глаза. Сквозь мутную пелену, что продолжала колыхаться вокруг, она видела, как ее отец склонился над ребенком, взял его на руки, обернул куском полотна. Только мельком она заметила светлое детское личико.

      Взяв ребенка на руки, Вешмет решительно вышел из хижины. Латениа снова закрыла глаза. Две большие прозрачные слезы скатились по ее впалым щекам и запутались в волосах. Скорее сердцем, чем умом, она поняла, что видела своего ребенка в первый и в последний раз.

      Маленький поселок спал, притаившись под покровом непогожей поздней ночи. Ветер все усиливался; он протяжно выл, одиноко блуждая в темноте. И только он один был свидетелем, когда дверь крестьянской хижины отворилась и в ночь выскользнул человек с младенцем на руках, быстро пересек он поселок и заторопился по дороге к городу. Ветер провожал его, иногда толкая в спину, хотя человек шел и без того быстро. Но чем ближе подходил он к окраинам спящего Дэкамэртона, тем труднее становилось ветру подгонять его. И наконец перед воротами белокаменного дворца человек остановился. Еще раз взглянул на ребенка, прежде чем опустить его, обернутого куском грубой ткани, на сухую стынущую землю. Дрожащей рукой вытянул из-за пазухи какой-то предмет и, с минуту поколебавшись, положил его в сверток с ребенком. Прощальный взгляд его, полный ненависти, был в сторону дворца.

      – Я возвращаю тебе все твои подарки, Бахундеос Шешурр. И будь ты проклят…

      Человек обернулся и зашагал прочь, ни разу не оглянувшись, пока его ссутулившаяся фигура не растаяла в темноте.

      Ребенок остался один. Теперь его жизнь зависит только от воли богов.

      И детский плач смешался с плачем ветра.

      Если в пространстве кому-нибудь

      Будет нужна твоя помощь

      И кто-либо попросит тебя —

      Окажи эту помощь, но объясни просящему,

      Куда его приблизило…

      Во всем огромном дворце Шешурров в эту ночь не спал один только Претий Каз. Для него давно перестало быть редкостью, что ночь приходила одна и не приводила с собою сон. Тогда он зажигал светильники, наполняющие его комнату мягким трепещущим светом, и склонялся над каким-нибудь давним свитком из желтого папируса. Претий