Зонтик царевны Несмеяны. Елена Настова

не так?

      – Я к тебе привязалась, Сень. Не могу сказать, что я тебя полюбила, наверно, если бы я так сказала, это была бы неправда. Но мне не наплевать на то, что с тобой происходит.

      Я не открывала глаза, но чувствовала, что Арсений выпрямился и смотрит в окно.

      – Ты знаешь, пожалуй, я тебя тоже не люблю, – задумчиво сказал он через минуту. – Единственная проблема в том, что я сплю со многими женщинами, но потом всё равно иду к тебе. Я точно понял, что ты тоскуешь по человеку, которого любила, а может, ты его ещё любишь. А он хочет с тобой быть?

      У меня вдруг стали влажными руки. Я думала о том, что спрашивал Арсений, и меня переполняла горечь.

      – Ты что? Ты плачешь?

      – Не хочет. Но он не может уйти по-настоящему.

      – Как так?

      – Его всё время тянет ко мне. У нас… много общего… в прошлом.

      – А там?

      – А там женщина, которая его обожает, карьера и… и ребёнок.

      – Так он бросил тебя из-за ребёнка? Но с ребёнком можно видеться, а жить с тобой!

      – Нет, Сень. Мы расстались потому, что стали разными.

      – Я ничего не понимаю, – сказал Арсений. – Ты можешь мне объяснить, в чём дело?

      – Не могу. Скажи мне лучше, зачем ты разрешил Голубевой опубликовать интервью?

      – Я был расстроен. – Арсений нахмурился. – Она позвонила, я говорю, давайте, только по телефону, а фотку возьмёте в театре. А потом меня срочно позвали, я что-то быстро ей наболтал, сам не помню чего. В результате там только одна моя фраза осталась. Во всём интервью.

      – Видела я эту фразу. Хоть бы догадался прочитать перед публикацией.

      – Не догадался. Слушай, хватит. Меня и так из-за этого дома чуть не колесовали. Отец, знаешь, как кричал!

      – Могу представить.

      – Не можешь… Вот назло тебе буду с ней зажигать.

      – С Никой? Посмотрим, надолго ли тебя хватит… герой-любовник.

      – Некогда уже смотреть. Послезавтра я с театром уезжаю на месяц на гастроли. Или на два месяца, не помню.

      – Куда?

      – По городам и весям. А в перспективе – за границу. Но заграничные гастроли ещё под вопросом. Вера будет этим заниматься.

      – Почему ты мне раньше этого не сказал?

      – Я и хотел сказать… тогда. Но ситуация не способствовала. А потом я обиделся.

      – Ох, ну почему ты такой!..

      Я встала с дивана и пошла на кухню. Арсений шёл за мной.

      – Какой – такой? И вообще, почему ты говоришь со мной таким тоном? – сказал он мне в спину.

      – Каким?

      – Будто ты умираешь.

      – А каким тоном я должна говорить?

      – Мы тонем в словах, – сказал Арсений. – Мы запутались. И сами не понимаем, чего хотим. Я уеду, и тебе станет спокойнее.

      Мы вернулись в кухню. Вера неторопливо пила чай. Она проследила глазами, как мы расселись за столом, и спросила:

      – Арсений, ты ведь танцуешь в спектаклях, которые мы везём?

      – В одном. – Арсений глотнул остывший чай и поморщился.

      – Танцевальные движения подчёркивают обаяние жизни, которая в тебе заключена. Это больше, чем талант. Это дар.

      – Спасибо