Собрание сочинений в четырех томах. Том 3. Песни. Стихотворения. Владимир Высоцкий

смешного ничего не делал, —

      Горе наше брал он на себя.

      Только – балагуря, тараторя —

      Все грустнее становился мим:

      Потому что груз чужого горя

      По привычке он считал своим.

      Тяжелы печали, ощутимы —

      Шут сгибался в световом кольце, —

      Делались всё горше пантомимы,

      И морщины – глубже на лице.

      Но тревоги наши и невзгоды

      Он горстями выгребал из нас —

      Будто обезболивал нам роды, —

      А себе – защиты не припас.

      Мы теперь без боли хохотали,

      Весело по нашим временам:

      Ах, как нас приятно обокрали —

      Взяли то, что так мешало нам!

      Время! И, разбив себе колени,

      Уходил он, думая свое.

      Рыжий воцарился на арене,

      Да и за пределами ее.

      Злое наше вынес добрый гений

      За кулисы – вот нам и смешно.

      Вдруг – весь рой украденных мгновений

      В нем сосредоточился в одно.

      В сотнях тысяч ламп погасли свечи.

      Барабана дробь – и тишина…

      Слишком много он взвалил на плечи

      Нашего – и сломана спина.

      Зрители – и люди между ними —

      Думали: вот пьяница упал…

      Шут в своей последней пантомиме

      Заигрался – и переиграл.

      Он застыл – не где-то, не за морем —

      Возле нас, как бы прилег, устав, —

      Первый клоун захлебнулся горем,

      Просто сил своих не рассчитав.

      Я шагал вперед неутомимо,

      Но успев склониться перед ним.

      Этот трюк – уже не пантомима:

      Смерть была – царица пантомим!

      Этот вор, с коленей срезав путы,

      По ночам не угонял коней.

      Умер шут. Он воровал минуты —

      Грустные минуты у людей.

      Многие из нас бахвальства ради

      Не давались: проживем и так!

      Шут тогда подкрадывался сзади

      Тихо и бесшумно – на руках…

      Сгинул, канул он – как ветер сдунул!

      Или это шутка чудака?…

      Только я колпак ему – придумал, —

      Этот клоун был без колпака.

1972* * *

      Он вышел – зал взбесился на мгновенье.

      Пришла в согласье инструментов рать,

      Пал пианист на стул и мановенья

      Волшебной трости начал ожидать.

      Два первых ряда отделяли ленты —

      Для свиты, для вельмож и короля.

      Лениво пререкались инструменты,

      За первой скрипкой повторяя: «ля».

      Настраивались нехотя и хитро,

      Друг друга зная издавна до йот.

      Поскрипывали старые пюпитры,

      На плечи принимая груды нот.

      Стоял рояль на возвышенье в центре,

      Как черный раб, покорный злой судьбе.

      Он знал, что будет главным на концерте,

      Он взгляды всех приковывал к себе.

      И, смутно отражаясь в черном теле,

      Как два соглядатая, изнутри,

      Из черной лакированной панели

      Следили за маэстро фонари.

      В