Этажи. №4. Декабрь 2016. Литературно-художественный журнал

составе прошагал прямиком в немецкий тыл.

      Батя шёл впереди, следом за ним – я. Только однажды он обернулся: «Сашка, как нос пришивать будем?»

      Я не ответил. Мы оба понимали, что сейчас не время: стоило немцам обратить внимание на то, что у них под носом творится, и нам было бы уже не до носа…

      Когда, наконец, выбрались, бабушка ваша тут же взялась за дело, и быстро его подлатала – позже она признавалась, что, мол, была уверена: ничего не выйдет – слишком долго этот кусочек плоти был отделён от тела.

      А два дня спустя, по хорошей пьяни, Батя вдруг выдал: «Что, Сашка, думаешь, это я вас из окружения выводил?»

      «Кто же ещё, Исаич?» – к тому времени мы все на него чуть не молились. Только и разговоров было о том, как Батя нас вывел.

      «Ничего ты не понимаешь, – сказал полковник, – вот если бы мне нос тогда не оторвало, хрена лысого ты бы теперь самогон попивал»…

      Уже после войны я слышал немало подобных историй, но никогда не верил. Помню одного деятеля, который полагал, что жизнью своей обязан любовной записке, которую носил всю войну в портсигаре: люди склонны приписывать удачу или интуицию амулетам, каким-то предметам – из суеверия или по глупости. Но тогда, после всего пережитого, поверил – сразу и безоговорочно.

      Когда мы выходили из окружения, Батя ни о чём не думал и не смотрел по сторонам, он лишь поворачивал туда, куда вёл его нос. Ваш дедушка чувствовал на расстоянии комочек плоти, завязанный в платок – так, будто это был компас, указывающий верное направление.

      Будто оторванный нос стал дополнительным органом – сродни зрению или слуху.

      Органом чистого, незамутнённого знания.

      В эти мгновения Батя точно знал, что нужно делать, но если бы он на мгновение усомнился или задумался, мы бы не выжили…

      Так-то вот…

      Старичок замолчал. Гости выпили по последней и стали расходиться.

      Было довольно поздно, мы вышли во двор – покурить.

      Я смотрел на него, пытаясь разглядеть сквозь маску морщин лицо, принадлежавшее когда-то молоденькому ординарцу, и думал о том, что по части ошеломляющих розыгрышей моему покойному деду – пусть земля ему будет пухом – и в самом деле нет и не было равных.

      Кнопка

      Мой дедушка был инопланетянин с маленькой кнопочкой на затылке. Один раз нажмёшь – застынет как вкопанный, не дышит и не шевелится, другой раз нажмёшь – двигается и говорит: совсем как настоящий. Окружающие ни о чём не догадывались, они шутили с дедом, наливали ему водки, слушали рассказы о Великой Отечественной войне, время от времени дарили ордена и медали – за боевые заслуги (хотя война уже давным-давно кончилась).

      Один я знал правду.

      Однажды утром я застал его в ванной комнате. Привычка бриться наголо сохранилась у него с тех времён, когда он командовал полком и носил фуражку. Мыло он взбивал особой щёточкой в перламутровой мыльнице. Трофейный бритвенный