Избранные переводы Игоря Соколова. Гай Валерий Катулл

стихотворения именно «хрен» оказался более приемлемым эвфемизмом.

      На Ментулу

      Ментула жаждет, накопивши сил,

      Подняться на вершину Геликона,

      Но Музы острием разящих вил

      Его швырнули, вниз башкой, со склона…

      Примечание к стиху: Катулл часто высмеивал в стихах Квинта Метелла Целера, сенатора, происходившего из знатного римского рода и избранного в 60 году консулом. По приезде в Рим Катулл очутился в его свите. Это, конечно, не было чистой случайностью. Совсем недавно, в 62 61 годах, Метелл занимал должность наместника Предальпийской Галлии, и для Катулла как выходца из этой провинции было естественно искать у него покровительства в Риме. Хотя не менее, а может быть, даже и более естественно было бы попытать счастья в свите отцовского товарища, который добился консульства на следующий, 59 год. Но Катулл почему то этого делать не стал. Мало того, он принялся поносить Цезаря с неудержимым, кривляющимся ехидством в стихах столь же отточенных, сколь и непристойных. Без всякой объяснимой причины – комментаторы только разводят руками – он поначалу вдруг сделал персонажем своих глумливых инвектив цезарианского офицера по имени Мамурра, по должности praefectus fabrum (начальник саперного отряда). Катулл пожаловал ему в стихах другую «должность» – mentula, – выражение столь впечатляющее, что точный его перевод на русский заставил бы переводчиков слишком резко выходить за рамки академического приличия или вносить сумятицу в звучные строки, вставляя то там, то сям беззвучный осколок – «х…”, и поэтому его принято переводить всевозможными эвфемизмами – от «хлыща» до «хрена» или оставлять без перевода в русской транскрипции. Упиваясь собственным неистовством, Катулл поносил все и вся, что было связано с этим Мамуррой ментулой родом из города Формий, – его блуд, его стишки, его богатства, нажитые на должности не блистательной, но вполне воровской (саперный отряд занимался строительными работами и доставкой провизии), его подружку Амеану, ту самую, за которой последовало в бессмертие выражение «puella defututa», – раздолбанная девка.

      К самому себе

      Коль радость есть творящему добро, —

      В своей же радости себя увидеть чистым,

      Как сохранить тогда себя и божество

      Не умолять всех в дураках оставить быстро…

      Но много ль радости в свершениях благих

      Ты познал, Катулл, в любви их бесполезной,

      Ты добрым словом просветлявший миг,

      Мог быть с людьми, как и они, любезным…

      Душе не признающей благодарности

      Ты тщетно раскрывал всего себя,

      Но даже за такую долю малости

      К чему печалиться, – все тает без следа…

      Нет прочности в душе и нет возврата

      Оттуда, где назад дороги нет,

      Против богов несчастьем сущность вся объята,

      И от любви длиною в жизнь плыть в мертвый свет, —

      Как тяжко, – но ты должен уложиться,

      Спасенье в том, чтобы управиться с собой,

      О, Боги, Боги, где же ваши лица,

      Я поступать так принужден