Садовник. Я создал вас, мои девочки, и полюбил…. Анна Данилова

по моему поводу, готовлюсь ли я к экзаменам. Вот этого не надо. Неужели ты думаешь, что все то, чему нас учили десять лет, я смогу позабыть за какой-нибудь месяц?

      – Клара, оставь девочку в покое, посмотри на нее, от нее только кости и кожа остались.

      – Отец, называется, вот не поступит, кто будет виноват?

      Веруся подцепила еще одну котлету, капнула жиром на скатерть, извинилась глазами, пожала плечиками и подложила себе на тарелку салата.

      – Тетя Тамара, скажите, ваши мертвецы, или как вы их называете «жмурики», кричат, когда вы их пилой режете?

      Клара выбежала из-за стола.

      – Нет, они хлюпают внутренностями и чавкают, как болотная тина.

      – Па, ты чего так смотришь на меня? Просто я с тетей Тамарой на медицинские темы беседую.

      – Глеб, прости дитя, она не знает, что говорит.

      – Очень даже знаю, а вот, кстати еще, пока мама не пришла: к вам некрофилы приходят? Позабавиться? плотоядно захихикала Веруся.

      – Нет, не приходят.

      – А я бы на вашем месте бизнес сделала: с каждого некрофильчика по сотне за ночь – озолотились бы!

      Вернулась Клара. Извинилась.

      – Я с этой негодницей совсем забыла: ведь Наталия замуж выходит.

      – За кого? – не донесла вилку до рта Веруся. – Неужели ОН приехал?

      – Кажется, я догадываюсь, – тетя Тамара вздохнула. – А что с Катей?

      – Ну почему, почему все все знают, предполагают, а я как слепая! – всплеснула руками Клара. – Ну скажите мне, когда это у них началось? Ведь еще совсем недавно он приходил к КАТЕ, помните, с цветами?.. У них же все было хорошо…

      – Я и сам об этом только сегодня узнал, мне сама Наташа сказала. Причем даже не потрудилась объяснить, как она утрясет все это с Катей, – подал голос Глеб.

      – Цветы, – задумчиво произнесла тетя Тамара, вспомнив тот вечер, когда она на такси выезжала со двора. Она тогда сразу узнала светлое шифоновое платье Наташи. Ей страсть как хотелось сказать кому-нибудь фразу наподобие этой: «Они занимались любовью у всех на глазах на детской площадке.» Но сказать это ее родителям язык не поворачивался.

      ***

      ЕСТЕСТВО-ПЫТАТЕЛЬ. САДИЗМ ВО ИМЯ НЕСОСТОЯВШЕГОСЯ КОШАЧЬЕГО УЖИНА. Веруся, соскучившись по подруге, решила ее навестить. Она позвонила в дверь и в нерешительности затопталась на пороге: Люська запретила приходить к ней, умалчивая причины и не оставляя даже надежды на обладание той тайной, которой была окутана эта обычная на первый взгляд квартира. Веруся, как всякий нормальный человек строила предположения, что это могло быть связано с тяжелым характером отца Люси или общей атмосферы в доме. Слово атмосфера представлялось Верусе почему-то ядовитым сине-желтым облаком, в котором все только и делают, что чихают, кашляют и матерятся. Она видела, как эта самая атмосфера действует на жизнерадостную в общем-то Люсю, заставляя ее бледнеть и то и дело запудривать следы недавних слез. Однажды Люся и вовсе пропала почти