Пир во время чумы. Роман Булгар

думают, наивные и глупые, что его прямая задача всецело обеспечивать всю их жизнедеятельность. Нет, они там все по кругу существуют, чтобы он тут мог развернуть свою кипучую деятельность.

      – Подпишите? Или мне дать команду слить топливо обратно?

      – Подпишу… – Малахов вспомнил про все то, о чем ему давеча толковал Кондрашов, и лишь скрипнул зубами.

      Взял ручку подполковник и расписался в журнале в получении 150-ти литров солярки. Только что на нем нехило сэкономили 90 литров.

      До гостиницы Малахов добрался где-то часикам к десяти.

      – А у вас-то появился сосед, – загадочно улыбаясь, объявила ему дежурная вместо того, чтобы выдать ключ от номера.

      У уставшего до смерти подполковника не нашлось сил и желания на то, чтобы обратить внимание на тон ее заявления и веселые искорки в ее глазах. Сосед, так сосед, По крутой и узкой лестнице он поднялся на второй этаж, прошел в конец коридора и постучал.

      – Входите, не заперто, – услышал он, и его всего мгновенно обдало обморочным жаром.

      Голос-то донесся явно не мужской. Но главное его ждало за самой дверью, которую он мягонько толкнул вперед, и она лениво подалась, открылась с тихим скрипом.

      – Вы? – он удивленно захлопал глазами. – Вы что, дамочка, решили преследовать меня? – негромко пробурчал Малахов, бочком проходя к своей кровати и в полной растерянности оглядываясь.

      Увидев прямо перед собой злое лицо своего недавнего попутчика, Оксана застыла на своем месте, потеряла на время дар речи.

      – Что, в молчанку мы будем играть? Или вы приведение увидели? – он повесил тяжелую куртку на крючок.

      – Тот самый человек из поезда? – выдавила Полищук из себя.

      Потрясение было настолько велико, что ей показалось, будто все стены качнулись и стали сближаться, вот-вот они раздавят ее.

      – Как вы тут оказались? Я не знала, что соседом будете вы.

      – Я-то? – Жека показал на себя пальцем. – Я к вашему сведению, мадам, здесь живу, – он мрачно усмехнулся, совершенно пугая ее своим неподвижным и тяжелым взглядом.

      Оксана внутренне поджалась. Она нахамила ему на станции, когда они приехали. Ну, не нахамила, но говорила не очень-то вежливо.

      – Живу и давно. Если вам не нравится мое общество, то я вас здесь, милая барышня, не держу. Можете катиться из этой комнаты на все четыре стороны. Катись колбаской по Малой Спасской…

      Видно, накопившаяся внутри злость на всех и на вся заставляла его грубить. Грубил он еще и затем, чтобы как-то спрятать за хамством свое смущение, унять гулкое сердцебиение в груди.

      – Может, вы, мужчина, это… перейдете в другой номер? – Оксана чуть приподняла свои умоляющие глаза.

      – Нет. Вы можете идти и ночевать на улице, в парке на скамеечке. Очень удобно. Я пробовал. Можете идти, а я никуда не уйду. Впрочем, делайте, что хотите, – Жека двигался по комнате, не замечая ее, словно он находился в номере совсем один.

      Сникнув,