История осады Лиссабона. Жозе Сарамаго

Но глаза ее предупредили – осада еще не снята.

      Раймундо Силва, замедлив шаг, обойдет все, что ему еще осталось обследовать, – еще один пролет стены в Патио-де-Сеньор-да-Мурса, улицу Адиса, где стена идет вверх, и улицу Норберто де Араужо, недавно так окрещенную, эти камни и в самом деле живы, они здесь уже веков девять или десять, если не больше, еще со времен варваров, а все стоят, противостоят неколебимо колокольне церкви Санта-Лизия или Санто-Брас, какая разница, минутку внимания, дамы и господа, здесь открываются древние Портас-до-Сол, они первыми на рассвете принимают розоватое дуновение зари, сейчас от них не осталось ничего, кроме площади, унаследовавшей их имя, но спецэффекты зари остались прежними, ибо для солнца тысячелетие – что для нас краткий вздох, сик транзит, ясное дело. Стена проходила по этим местам, заворачивала под тупым углом направо, примыкала к ограде старинного форта, таким образом словно опоясывая город и завязывая этот кушак возле за́мка, у которого голова высоко поднята, руки согнуты и крепкие пальцы переплетены, как у беременной женщины, поддерживающей чрево. Корректор, утомясь, поднимается по улице Слепцов, входит в Патио-Дона-Фрадике, и время размыкается надвое, чтобы не соприкасаться с этой деревней на скалах, и так повелось, по правде сказать, еще со времен готов, или римлян, или финикийцев, а мавры нагрянули уже потом, мы – коренные португальцы, дети и внуки их, вот кто мы, сила и слава, упадок, упадки, первый, второй и третий, и каждый из них подразделяется на рода, виды и отряды. И по ночам сюда, в стиснутую низенькими домиками теснину, сходятся три призрака – то, что было, то, что есть, то, что могло бы быть, и они не говорят друг с другом, а переглядываются так, как это делают слепцы, и молчат.

      Раймундо Силва присаживается на каменную скамью, в прохладу послеполуденной тени, в последний раз сверяется со своими листками и убеждается, что смотреть больше нечего, о замке ему известно достаточно, чтобы не возвращаться к нему сегодня, пусть сегодня он и проводит инвентаризацию. Небо начинает белеть, – должно быть, это предвестие обещанного метеорологией тумана, температура быстро падает. Из дворика корректор выходит на улицу Шау-да-Фейра, оказавшись прямо напротив Порта-де-Сан-Жорже, и оттуда ему видно, что туристы все еще фотографируют Победоносца. А вот его дом отсюда не виден, даром что до него меньше полусотни метров, и едва лишь Раймундо Силва успел подумать об этом, как его впервые осеняет – да он ведь живет в том самом месте, где в старину открывались ворота Алфофы, а вот перед или за ними стоит дом, установить в наши дни уже не представляется возможным, и, значит, никак не удастся узнать нам, относится ли Раймундо Силва к осажденным или к осаждающим, будущий ли победитель он или наголову разбитый побежденный.

      Под дверью не оказалось гневной записки от Косты. Стемнело, а телефон не звонил. Раймундо Силва покойно провел вечер, отыскивая на полках книги о Лиссабоне эпохи мавританского владычества. Потом вышел на балкон