Посторонние. Александр Мануйлов

Мы оба начали доказывать друг другу, что не виноваты. Я принялся подыгрывать ей, на скрытый укол отвечать таким же уколом. Вскоре отношения превратились в игру, правила которой менялись ежедневно, но результат оставался прежним.

      ( – Ты хочешь, я знаю, ты хочешь, – шептала она пьяным голосом. Может быть, я и хотел, а может быть, мне стоило встать и уйти. – Ну что ты так смотришь? Я тебе не нравлюсь? – настаивала она. – Между прочим, красота дается от Бога, только ты один этого не понимаешь, – обижалась она и отворачивалась. – В Союзе нет Бога, – спокойно отвечал я и надвигался темной тучей на ее мясистое тело. Нам бывало хорошо, но потом снова наступали тягостные минуты молчания, когда говорить не хотелось, и любая попытка начать диалог вызывала раздражение. – Беременна так беременна, – подумал я, когда услышал ее испуганный голос. Она любила врываться ко мне на кафедру, говорила всегда громко, чтобы слышали все, кто был рядом. Мы спешно поженились, пока еще можно было скрыть наш грязный секрет. А дальше начались дни тягостного ожидания, переполненные истериками, молчанием и болезненным примирением.)

      – Единственное, что объединяло нас и заставляло общаться, – наш сын. Он смотрел большими и ясными глазами, ловил каждый взгляд. Я знал, что уже много недель мы поддавались молчаливому обману, но обманывали не его, а себя. Дальше все развивалось даже слишком банально, неприлично просто. Мы разошлись, но с сыном я виделся почти каждый день. Когда он начал произносить отчетливо первые слова, я с досадой понял, что не могу слышать этого, вникать в его мир – мир познающего и беззащитного человека. Она совсем не любила его. Ее родители занимались внуком, а она в это время искала новые ощущения. Однажды мы встретились на подпольном концерте общих друзей. Она пришла в обнимку с молодым длинноволосым юношей, крепко держащим ее за талию. Мы не поздоровались, сделали вид, что не знаем друг друга, но мне стало вдруг неприятно, будто кто-то вскрыл написанное мне письмо. Неприязнь быстро прошла. Я вдруг понял, что она бежит от себя, как делал и я все это время.

      ( – Когда я иду по широкому проспекту, от дома к дому, у меня меняется настроение. Я чувствую странную связь между событиями прошлого и тем, что важно сейчас, в данную минуту. И каждый раз я ищу смысл в том, что навсегда исчезло. Единственным смыслом или его подобием тогда был наш сын. Он рос, а мне казалось, она избегает его, старается, чтобы он не видел ее такой, пахнущей духами, коньяком и дешевыми сигаретами. Я старался чаще бывать у них, разговаривать, играть с сыном, но это не помогало. Он жил в другом мире. К счастью, на кафедре мне все еще доверяли, я читал много лекций, и это отвлекало меня от дурных мыслей. Она все больше гуляла, теряясь в домах культуры и темных спальнях коммуналок. Я узнавал о ней от знакомых. По вечерам, когда я приходил навестить сына, ее никогда не было дома, что очень радовало меня. Удивительно, но теперь было легче не видеть ее, ничего не знать