Love-Love. Анатолий Маляров

не отворилась вся створка, как короткая швабра с размаху ложится на вспотевший лоб репетитора.

      – Ага? Уже в тридцать пятой?! Я говорила тебе, что ты потаскун, а ты мне не верил! – В распахнутой двери подпрыгивает Галина Адамовна.

      За спиной Корешкова визжит Тася. В глубине и снизу кто-то бежит по ступеням.

      – Уймитесь! Уймитесь! – не зная, как обращаться с Галиной Адамовной при абитуриентке, мычит Лавр Лаврович.

      Оба уже в комнате, сцепляются руками. В дверях появляется еще зритель – это, кстати или некстати, Тамара. Галина Адамовна соображает быстро:

      – Ах, у вас груповуха! Модно, модно! Пресеку на корню!!

      Простым словом распаленную супругу не укротишь. И Корешков находится, хватаясь за народный риторический прием:

      – А вы, Галина Адамовна, не будьте такой, как ваша мать!

      На миг жена столбенеет, тут же чувствует двойное оскорбление, орет:

      – А какая же моя мать?!

      – А такая, как вы, – совсем с расстановкой говорит он.

      – А какая же я, чтоб ты пропал!

      – А точно такая, как ваша мать!!

      Мельница могла бы вертеться до прихода следующих съемщиков. Выручает «старшая» сестра:

      – Уважаемая соседка, надеюсь, вы не думаете, что здесь разврат и групповуха? Тут занятия с абитуриентами…

      Женщина разом увидела двух абсолютно одинаковых девушек и захлебнулась.

      – Что? Занятия? Мой взял халтуру?!

      – Вы же видите. Хотите, посидите на репетиции? Отец наш только что вышел.

      Ну и врунья! Такой и университет не нужен!

      – Посмотрим, – сказала Галина Адамовна с остаточным гневом. – Посмотрим, что он принесет в клюве! – И все же пробежалась по двум комнатам и кухне, затем хлопнула дверью. Девчонки упали рядышком на пропитанный чужим потом диван и захохотали. Но и тут: Тома от души, Тася – с оглядкой.

      …У просцениума – длинный стол. За ним вольготно усаживается четверо членов приемной комиссии. Пятый пристраивается на углу, как непроходная невеста или клерк, в общем, с боку припеку. Это Корешков. Ему и поручается список абитуриентов. Какая удача! Сестры-близнецы Сойки оказываются последними: Тамара, потом Татьяна.

      Молодежь читала разное и по-разному, от готовых эстрадных номеров до школьного бубнения у доски. Интересны коллеги в сидячей шеренге. После каждого исполнителя сцена пустовала одну-две минуты. Уважаемые члены подавались полуповернутой головой слева направо, и шла волна отрицательных кивков, пока не находился один, кто кивал согласно. Решение принималось. Лав-Лав читал эти пантомимы запросто: этот – нет, эта – нет, а этот имеет контакт с родственничками или покровителем. Если волна так и заканчивалась отрицательным мотанием, абитуриент мог сматывать удочки. Хотелось рявкнуть и выбежать. Потом подмывало дать в морду. Увы! Шестерке приличествует молчать, да и на бунт ушли бы десятилетия и целые поколения.

      Предпоследней под софиты вышла Тома Сойка. Комиссия дружно выпрямилась. На девушке – петлюровский