Грехи наши тяжкие (сборник). Евгений Лукин

будто поразившее его безобразье вызвано скорее профессиональными, нежели бытовыми проступками.

      На следующее утро позвонил Авениру, сказался больным. Телефон отключил. Пил и смотрел телевизор. Вчерашний сюжет муниципалка прокрутила трижды. В полдень благолепный Вожделея и неподобный Оборышев возникли в столичных новостях.

      А ближе к вечеру за Мстишей пришли.

* * *

      Визитёров пожаловало двое, оба в штатском. Судя по их обличью, с истиной они тоже ознакомились: у той страхолюдины, что повыше, были глаза маньяка и рот садиста; у той, что пониже и потолще, – жабья физия похабника и сластолюбца.

      Слава богу, Светлана к тому времени ещё не вернулась с работы.

      – Как же это вы? – посетовал маньяк и садист, устремляя на Оборышева ласковый взор и словно бы видя уже собеседника в пыточной камере. – Опытный вроде работник – и так подставились…

      Голос его показался знакомым.

      «Подставился?.. – жёлчно подумал Мстиша. – Нет, ребята, не подставился – это я вас всех подставил! А то что ж мне, одному пропадать?..»

      – В суд на вас подают.

      – Кто?

      – Вам всех перечислить?

      – А-а… по какой статье?

      – Да мало ли! За нанесение ущерба деловой репутации, за причинение вреда здоровью, за оскорбление чувств верующих…

      Похабник и сластолюбец помалкивал с матерным выражением лица. Садист продолжал:

      – Где вы раскопали вообще этого вашего Вожделею?

      – Нигде. Сам пришёл.

      – Но кто-то же его к вам направил?

      – Авенир Аркадьич. Порекомендовал воткнуть в курьёзы…

      – Вот как? – Двое переглянулись. – Ну, с Авениром Аркадьичем разговор будет отдельный. А вот вы…

      – А что я?

      – Нет, но предварительную-то беседу вы с Вожделеей проводили? И что же, не заметили после этого изменений в собственной внешности?

      – Знаете… в зеркало я смотрюсь редко…

      – Не свисти! – неожиданно посоветовал похабник и сластолюбец. – В зеркало он не смотрится! А в гримёрке?

      – Даже и в гримёрке! Нет, ну… заметил, конечно, что скверно выгляжу…

      Заврался, запутался, приуныл.

      – Шуму много? – спросил он в тоске.

      – Не то слово! С двенадцати часов народ как с цепи сорвался. Уровень преступности в два раза сиганул…

      – Почему? – Мстиша оторопел.

      – Красивых бьют.

      – За что?!

      – За то, что красивые!

      Судорожным движением Оборышев выхватил сотовый телефон, но был пойман за руку.

      – Кому?

      – Жене!

      – Она что? Тоже…

      – Да!

      Хватка разжалась. Связаться со Светой, впрочем, не удалось – шли короткие гудки. Застонав, Мстиша спрятал сотик.

      – Собирайтесь, – сказали ему.

      – Куда?

      – К ответу, – исторг садист, осквернив и без того циничную мордень кощунственной ухмылкой. – Крови вашей жаждут…

      – Ну