Резистент. Милена Оливсон

почти сразу к нему присоединяется еще один, жалобный, тонкий. Началось.

      Я пытаюсь проглотить страх, но он уже схватил меня за горло. Все тело сжимается в пульсирующий комок, каждая мышца напрягается в ожидании боли. Я посильнее зажмуриваю глаза, хотя в палате и так темно, сжимаю кулаки так, что ногти больно врезаются в кожу. Лицо мгновенно покрывается липким холодным потом. Сейчас это случится и со мной, сейчас накроет обжигающей волной боли, вырвется из груди крик…

      Не знаю, сколько времени я пролежала, не в состоянии расслабить хоть одну мышцу. Плачущие голоса сливаются в нестройный хор: одни присоединяются, другие затихают. Едва один душераздирающий крик переходит во всхлипывания и причитания, ему на смену приходит другой, – ведь всем делали прививку в разное время.

      Мне хочется вскочить с кровати и начать колотить в дверь, требовать, чтобы меня отпустили, – да только какой смысл? Вакцина уже в моем теле, и когда организм начнет бороться с вирусом, я все равно испытаю это. Теперь ничего не изменить. Я стараюсь не паниковать. Делаю несколько глубоких вдохов, вытягиваюсь на кровати, пробую отвлечься мыслями. Например: как там Артур? Я бросила его с грязной посудой и спящей за стенкой Ба. Надеюсь, он справился. Когда это все закончится? Я слышу шум в коридоре: кто-то ходит, целая толпа. Должно быть, тех, у кого реакция уже прошла, отпускают домой. Не так уж и долго, – прошло, наверное, около часа.

      Прямо за стеной рыдает девочка. Ее плач становится все тише, а потом дверь со скрипом открывается. Затаив дыхание, я прижимаюсь ухом к холодной стене. Женщина говорит моей соседке, что та может идти домой. Выходит, чем скорее я через это пройду, тем скорее буду дома. Но когда же оно начнется?

      В коридорах становится все тише. Я решаю считать. Просто считать от одного до бесконечности, чтобы хоть как-то успокоиться. Но после трехсот тридцати устаю, хочется спать. Может, и правда уснуть? Будет не так страшно ждать. Но даже если бы крики не сотрясали бы то и дело больницу, от волнения я все равно бы не уснула.

      Время идет, мне становится все хуже. Кажется, скоро я выверну на пол свой ужин. Я решаю немного походить. Перемещаюсь скорее на ощупь, чем с помощью зрения. За ширмой обнаруживаются туалет и раковина; нащупав кран, я включаю холодную воду и умываю лицо. Сразу становится намного легче. А потом в дверь дважды стучат; скрипит, открываясь, замок.

      Дверь приоткрывается, и на пол падает полоска света из коридора. Я застываю. Неужели всё? Может, они ошиблись?

      – Номер сто семнадцать тридцать четыре, – зовет мужской голос.

      Я осторожно выхожу из-за ширмы, отчего-то чувствуя себя виноватой. В дверном проеме стоит мужчина со смуглым лицом, на плечи небрежно наброшен белый халат. Еще один медик? За его спиной – та самая женщина, что привела меня в палату, в руках держит папку для бумаг.

      – Ты не снимала датчик?

      – Датчик?

      – На руке.

      – А! Не снимала, – я поднимаю руку, чтобы продемонстрировать браслет.

      – Пойдем, – он машет рукой, приглашая