Ребекка и Ровена. Уильям Теккерей

летворительные развязки и преждевременно обрываются на стр. 320 третьего тома. К тому времени, как известно, герою очень редко бывает за тридцать, а героине, соответственно, лет на семь – восемь меньше; и я спрашиваю вас: ну можно ли поверить, что после этого возраста в жизни людей не происходит ничего достойного внимания; и что они кончают свое существование, едва отъехав от церкви св. Георга на Гановер-сквер? Вы, милые барышни, черпающие знание жизни из библиотечных томов, можете, пожалуй, вообразить, что когда венчание свершилось, когда Эмилия села в новую дорожную карету рядом с восхищенным графом, а Белинда, вырвавшись из слезных объятий своей достойной матушки, осушила ясные глазки о бурно вздымающийся жилет жениха – то на этом все и кончается: Эмилия и граф будут до конца своих дней счастливы в романтическом северном замке его светлости; а Белинда со своим молодым пастором будут вкушать непрерывное блаженство в увитом розами приходском домике где – нибудь на западе Англии.

      Но есть среди читателей романов люди пожилые, опытные и более осведомленные. Есть среди них и такие, что сами были женаты и убедились, что и после женитьбы приходится еще немало повидать, сделать, а быть может, и перестрадать; и что все происшествия, и беды, и удачи, и налоги, и восходы, и закаты, словом, все дела и горести и радости жизни идут своим чередом не только до, но и после брачной церемонии.

      Вот почему я утверждаю, что романист незаконно расправляется с героем, героиней и неопытными читателями, когда прощается с первыми, когда они становятся мужем и женой; и мне часто хотелось, чтобы ко всем романом, которые обрываются вышеописанным способом, делались добавления и чтобы нам сообщали, что сталось со степенным женатым человеком, а не только с пылким холостяком; с матерью семейства; а не только со стыдливой девице. Тут я отдаю дань восхищения (и хотел бы подражать) замечательному и плодовитому французскому автору Александру Дюма, маркизу Дави де ла Пайетри, который сопровождает своих героев от ранней юности до почтенной старости и не оставляет их в покое вплоть до такого возраста, когда бедняги давно уже заслужили отдых. Герой – слишком ценная личность, чтобы уходить в отставку в расцвете молодости и сил; хотел бы я знать, кто из вас, милые дамы, согласится выйти в тираж и никому не быть интересной только потому, что у вас подрастают дети и вам уже тридцать пять? Я знавал шестидесятилетних дам с теми же нежными сердцами и романтическими порывами, что и в шестнадцать лет. Пусть же пусть молодежь знает, что и старшее поколение имеет право на интерес; что у дамы по-прежнему есть сердце, хотя талия ее уже не та, что была в пансионе; что у мужчины еще могут быть чувства, хоть он и заказывает парик у Труффита.

      Итак, я желал бы, чтобы жизнеописания наиболее прославленных персонажей были продолжены компетентными авторами и чтобы мы могли наблюдать их хоть до сколько – нибудь почтенного возраста. Возьмите героев мистера Джеймса:[1] они неизменно рано женятся. Возьмите героев мистера Диккенса: они исчезают со сцены совсем зелеными юнцами. Я хотел бы надеяться, что упомянутые авторы, которые еще здравствуют, поймут необходимость поведать нам побольше о людях, в которых мы приняли живое участие и которые сейчас должны еще находиться в полном расцвете телесных и духовных сил. И в повестях великого сэра Вальтера (да славится имя его!), безусловно, есть немало особ, безвременно от нас ушедших, о которых нам хотелось бы узнать подробнее.

      Одной из них всегда была для меня милая Ревекка, дочь Исаака из Йорка; я отказываюсь верить, чтобы столь прелестная женщин – красива, нежная и героическая – могла быть навсегда вытеснена такой, как Ровена, – бесцветным белобрысым созданием, по моему скромному мнению недостойным ни Айвенго, ни положения героини. Мне всегда казалось, что если бы каждая из них получила по заслугам, то Ревекке достался бы муж, а Ровене надо бы в монастырь, где я, по крайней мере, не стал бы о ней справляться.

      А он все – таки вышла за Айвенго. Что тут поделаешь? Сделать тут ничего нельзя. В конце третьего тома хроники сэра Вальтера Скотта так прямо и сказано, черным по белому, что она сочеталась с ним браком. Но неужели Рыцарь Лишенный Наследства, чья кровь согревалась палестинским солнцем, чье сердце впервые забилось от близости прекрасной и нежной Ревекки, на всю жизнь удовлетворится таким замороженным образчиком корректности, какова ледяная, непогрешимая, чопорная и жеманная Ровена? Да не допустит этого Судьба и поэтическая справедливость! Есть простой способ исправить дело и всем воздать по заслугам – именно это я и предлагаю читателям романа. Историю Айвенго необходимо продолжить, что я как раз и намерен сделать. Я могу ошибиться в некоторых деталях, – с каким автором этого не бывает? – но относительно общих событий у меня нет ни малейших сомнений, и я с уверенностью изложу их великодушному читателю, который любит, чтобы добродетель торжествовала, а истинная любовь вознаграждалась; и чтобы в конце пантомимы светлая Фея сходила со своей сверкающей колесницы и устраивала счастье Арлекина и Коломбины. Нужды нет, леди и джентльмены, что в жизни все обстоит иначе и что мы, проделав множество антраша и много раз выбравшись из всевозможных люков на меняющейся жизненной сцене, в конце представления так и не можем дождаться Феи, которая устроила бы наше благополучие.

1

Джеймс Джордж (1799–1860) – английский писатель, автор исторических романов в духе Вальтера Скотта. Манеру письма Джеймса и других эпигонов Скотта Теккерей пародировал в «Романах прославленных сочинителей»