Время нашей беды. Александр Афанасьев

что я о… был сильно удивлен – это значит ничего не сказать. Вадик – на Манежке. Это – трындец.

      Он ведь мне не просто друг. Мы – уральские. В одном дворе росли. По одним улицам гоняли. По одним стройкам лазали. За один двор дрались. Помню, со стройки натырили утеплителя – белого, это называлось «колбаса», арматуры и сделали шпаги. «Три мушкетера» посмотрели – и ну на шпагах фехтовать. Выбить такой глаз – запросто. Но что-то не выбили. И в армии мы почти что вместе были, и потом друг друга держались. Представить, что Вадос на этой Манежке, я не мог.

      Поверить не могу.

      – Ань, ты серьезно? Я же с ним созванивался.

      – Он иногда появляется. Вам он документы оставил, вот.

      Я открыл пакет, проверил – все нормально, все в порядке. Если не считать того, что у моего дружбана с головой не в порядке.

      – А деньги?

      – Ой, а он не говорил.

      Достал телефон, набрал номер. И я, и Вадос к телефонам относимся с недоверием, но тут другая тема. Ответил он мне сразу, фоном – знакомый шум толпы и какие-то крики в мегафон. Зашибись.

      – Вадос…

      – Сань, привет.

      – Ты где?

      – На площади! Ты прилетел?

      – Ага.

      – Документы забери, я у Ани оставил.

      – Все, забрал уже. Вадос, а бабки – кому?

      – Ну, оставь в конторе…

      Нет, он точно двинулся.

      – Вадос, ты в уме?

      Друг мой помолчал несколько секунд. Фоном – все тот же шум и крики. Они что там – все ипанулись совсем?

      – Ладно, подгребай. Посидим, поговорим.

      – Где – посидим?

      – Доберешься, звякни. Я тебя найду.

      Обрыв линии. Стараясь собрать мысли в кучу, я отключил телефон. Здорово. Просто здорово…

      – Ань. Тут у вас что вообще происходит, а? Тут все здоровые?

      И тут… Анька внезапно и навзрыд заплакала…

      Заварить чай – для меня не проблема. В конце концов, один живу.

      Бросил в две кружки по два пакетика «Липтона», заварил кипятком. Поставил на поднос… подождем, пока остынет. Анька плакала.

      – Анна… ты чего?

      – Александр Иванович… я боюсь.

      – Ну чего ты…

      Я подсел рядом, обнял ее – и она прижалась ко мне. Так мы и сидели… не знаю сколько, чай остыл почти. Никто не заходил… к Вадосу лишние люди не ходят.

      – Ань… пей чай и успокойся. Ну, чего ты? Чего ты так испугалась?

      – Страшно…

      – Чего – страшно?

      – У нас тоже… так начиналось…

      Здорово. Я отпил чай… действительно, остыл.

      – Ань. С Вадосом что вообще делается? Он что – того?

      – Не знаю. Вадим Сергеевич, он какой-то не такой стал. Ходил, в метро листовки раздавал. Говорил, что скоро все изменится, лучше будет. У нас… тоже так говорили…

      Анька – из семьи беженцев. Уехали из Киева, буквально с тем, что успели похватать. Правосеки положили глаз на квартиру, отца отвезли к нотариусу, зверски избили. Отец, кстати, профессор. Почему именно на эту квартиру? Да нипочему! Дело для Киева обычное, насилие там правит бал. До последнего времени Киев был городом русскоязычным,