Игра по чужому сценарию. Наташа Труш

рассказывал Ларисе с подробностями историю любви, уводя ее подальше от щекотливой темки лечения головы с наложением рук.

      – … в общем, обаял он ее так своими розами-хризантемами и посиделками со свечами, что она стала доверять ему, как себе. В дом впустила, с детьми познакомила. Он и их сумел к себе расположить. Хотя, судя по фотографии, нечем там завлекать женщин: худой, прилизанный спереди, с конским хвостом чуть не до пояса, с зубами железными…

      – Мрак! Ты вообще какого-то монстра нарисовал!

      – Это не я. Он и на самом деле такой «красавчег»! А расписан как! Эрмитаж отдыхает! Третьяковка в миниатюре! Чистого места на тушке нет – весь синенький! И тут не надо быть сильно грамотным, чтобы не понять: дядя срок мотал на зоне и не маленький, не смотря на свой возраст – не полных тридцать восемь… Да! Лар! А еще среди фотографий были такие, что я чуть не умер от хохота! Этот крендель, прикинь, в голом виде!

      – Совсем что ль голый? – недоверчиво переспросила Ларка, когда Таранов рассказывал ей этот милый эпизод.

      – Хуже! – умирал со смеху начальник уголовного розыска. – В черном кожаном пиджаке и при бабочке. Представь картинку: полуголый крендель, с конским хвостом, железными зубами и… в полной боевой готовности! Ну, ты понимаешь, о чем я…

      Таранов еще долго рассказывал Ларисе про экстрасенса Тамару Георгиевну и ее неудачную любовь – мужчину по имени Герман, а потом начал через слово сладко зевать, и Лариса распорядилась:

      – Спать! Немедленно! А то завтра не встанешь!

      Она наскоро чмокнула его, подвернула заботливо одеяло, и погасила свет.

      А на кухне ее ждала горка посуды. И еще одна мыслишка промелькнула. Лариса быстро сполоснула под струей воды чашки и тарелки, стараясь не греметь, составила посуду в сушилку, и присела к столу.

      В большой коробке с ее кукольным рукоделием вот уже несколько дней ждала работы чудная заготовка – кукольная голова с гривой черных шелковистых волос. Лариса аккуратно расчесала их маленькой щеткой, разобрала волосок к волоску на ровный пробор от середины лба, и собрала волосы резинкой в хвост. Вообще-то задумка была иной: Лариса хотела сделать куклу с именем – Наталью Николаевну Пушкину. Уже и наряд для нее был придуман, а тут вдруг родился образ такого демона после рассказов Таранова про Германа-серцееда. Она еще не знала, что из всего этого получится, просто покрутила кукольную голову так и этак, и бросила все на столе – отправилась спать.

      Утром ее разбудил тарановский хохот.

      – Что ты ржешь, как конь, и в такую рань? – Лариса пришлепала на кухню, теряя по пути тапки. Таранов в долгополом махровом халате, босиком, стоял у стола и любовался на ночное ларкино произведение.

      – Хорош! – вкусно сказал Олег. – Ох, хорош гусь! И похож-ж-ж-ж!!!

      – Правда, похож?

      – Оч-ч-ч-чень! Ты его изобрази, как на фото: в коже, с бабочкой и с готовым орудием наперевес. И на выставку!

      Ларка