Полное затмение. Виктор Пронин

Афганцем, был гораздо моложе, пошустрее, но тоже молчаливый. Присев к столу, он откинулся спиной на ствол яблони и закрыл глаза. Видимо, не принято было у них радоваться удаче, обсуждать, болтать без умолку, перебирая подробности свершенного.

      – Как ты думаешь, Петрович, – заговорил парень, – старик-то выживет?

      – А кто его знает... Может, и выживет.

      – Может и помереть?

      – Это все могут, – усмехнулся Петрович, и морщины его чуть раздвинулись. Зубы у Петровича оказались длинными, желтыми, не то прокуренными, не то испорченными. Скорее прокуренными, все-таки крепкие были у него зубы. – Вобла хорошо сегодня сработал... Машину подобрал неплохую.

      – Повезло, – откликнулся парень, не открывая глаз. Солнечные зайчики, пробиваясь сквозь листву, скользили по его лицу, по сложенным на груди рукам.

      – Хорошая машина, – повторил Петрович, и в его словах прозвучала настойчивость, видимо, по-разному относились они к тому, кого назвали Воблой. – Смотайся в дом... Там в холодильнике что-то должно быть... Да, Коля, – остановил он поднявшегося парня, – в морозильник загляни.

      Афганец вернулся минут через пять. В руке он держал бутылку водки, на горлышко был надет стакан, в другой руке болтался целлофановый пакет с просвечивающими изнутри помидорами и хлебом.

      – А почему один стакан? – спросил Петрович.

      – Не буду.

      – Твое дело... Не хочется? – Петрович открыл бутылку, налил себе больше половины стакана.

      – Нет... У меня другое.

      – Травка?

      – Кто к чему привык, – ответил Афганец и снова сел, опершись спиной о яблоню и закрыв глаза. Он не был ни кавказцем, ни мусульманином, нет, Афганец – это была его кличка. Темные волосы, смугловатая кожа, привычки, вынесенные из Афганистана, – все это и определило кличку.

      Петрович выпил, отломил корочку хлеба, понюхал, глубоко вдохнув в себя воздух, так что, наверно, мелкие крошки хлеба тоже оказались втянутыми в нос. Потом разломил помидор и сунул половинку в рот.

      – Машина, конечно, хорошая, – негромко проговорил Афганец. – Согласен, ничего машина... Хорошо сработал Вобла... И мы хорошо сработали... Мы вообще прилично работаем.

      – Ну? И что из этого?

      – Ты же знаешь, Петрович, к чему я клоню... На дядю работаем.

      – Каждый делает свое дело.

      – Конечно... Одни на дорогах жизнью рискуют, другие в кабинете кнопки телефонные нажимают...

      – Разберемся, – негромко обронил Петрович и налил себе еще водки. – Разберемся.

      – Я вот подумал... А может, мы того... Может, мы и не угоняли эту «девятку», а?

      – Вобла доложит.

      – А он нам нужен? – Легкая, расслабленная улыбка блуждала по губам Афганца, солнечные зайчики скользили по его закрытым глазам, и слова, казалось, были просты и необязательны. Но Петрович знал им цену, знал, насколько они опасны, услышь их кто-нибудь другой.

      – Да, Вобла нам нужен.

      – Жидковат он маленько... Трусоват.

      – Пусть... Больше всего он рискует своей