Смерть президента. Виктор Пронин

Да. Я первая красавица мира.

      – Прямо-таки первая? – Пыёлдин задержался взглядом на Анжелике, помолчал и добавил будто про себя: – Похоже на то... Где хозяин?

      Едва услышав этот вопрос, гости безжалостно, даже с каким-то угодливым наслаждением вытолкнули прячущегося Цернцица вперед. И как тот ни упирался, стремясь остаться в толпе, это ему не удалось. Но, оказавшись лицом к лицу с Пыёлдиным, Цернциц повел себя гораздо мужественнее, чем можно было ожидать. Он поправил галстук, пригладил волосы, одернул пиджак и посмотрел в глаза главарю почти спокойно, во всяком случае, твердо посмотрел.

      – Фамилия? – спросил Пыёлдин.

      – Цернциц.

      – Церн... Как дальше?

      – Циц.

      – Надо же... – Приседая и поигрывая плечами, Пыёлдин обошел вокруг Цернцица, тот стоял, глядя прямо перед собой, и не проявлял никаких видимых признаков страха.

      – А меня узнаешь?

      – Узнаю, – ответил Цернциц, все так же глядя в стену перед собой.

      – Кто я?

      – Каша Пыёлдин.

      – Помнишь, значит, Кашу? – удовлетворенно проговорил Пыёлдин, и в глазах его блеснула даже некоторая горделивость – вот так, дескать!

      – Помню, – кивнул Цернциц.

      – Так... А кого звали Ванька-дурак?

      – Меня так звали, – ответил Цернциц все с тем же каменным выражением лица.

      – За что?

      – За дурость.

      – И как? Правы были люди, которые так тебя назвали?

      – Да, они были правы. Я в самом деле дурак.

      – Это твой Дом?

      – Мой.

      – Поумнел, значит?

      – Со стороны виднее.

      – Нет, Ванька, не поумнел. Дом был твой, стал мой. А?

      – Так было всегда.

      – Правильно. От себя добавлю – так всегда и будет. Согласен?

      – Как скажешь, Каша, как скажешь.

      – Уже сказал. Что же мне с тобой делать-то? Застрелить? Или в окно выбросить? Выбирай.

      – Не надо меня стрелять. И в окно выбрасывать тоже не надо, – твердо произнес Цернциц.

      – Это почему же? – удивился Пыёлдин.

      – Так не поступают.

      – А как поступают?

      – Сам знаешь.

      – Да? – переспросил Пыёлдин. – Вообще-то да... Отложим. Потом решим.

      – Отложим, – кивнул Цернциц.

      – Весь цвет города собрал? – Он окинул взглядом молчаливую толпу и заметил, заметил все-таки, как женщины, осторожно, чтобы не привлечь внимания, снимают ожерелья, вынимают из ушей серьги с бриллиантами, как мужчины снимают с рук часы и засовывают их в носки.

      – Почти весь... Тебя вот не позвал. Но ты сам пришел.

      – А я всегда так, разве нет?

      – Да... Насколько я помню.

      – Начальник тюрьмы здесь?

      – Здесь.

      – Давай его сюда. Начальник тюрьмы-ы-ы! – пропел Пыёлдин, оборачиваясь к молчащей толпе. – Выходи, дорогой, давно не виделись... Пробил час.

      – Выходи, Суковатый, – подавленно сказал Цернциц. – Чего уж тут... Не уберег Кашу – сам виноват.

      – Не уберег, – ухмыльнулся Пыёлдин и горделиво поправил автомат на животе.

      Сквозь толпу протиснулся и вышел на свободное