Собрание творений. Молитва. Преподобный Ефрем Сирин

наклонности сердца их полны горечи; добры они по наружности, но происходят от сатаны. Бегайте их и учения их и не приближайтесь к ним. Не отступайте от веры моей и не преступайте слова моего».

      С особенной любовью в «Завещании» он останавливается мыслью на тех учениках своих, вера, просвещение и жизнь которых подавали ему надежду на их верность истине и благоуспешную деятельность. И вся душа его возмущается, когда он вспоминает имена изменников истины. Первым преподает он благословение, последних предает проклятию. «Симеон, – говорит он одному из верных своих учеников, – Бог да услышит тебя; в какой ни приидешь град, да исполнишь там церковь, как чашу». Другому говорит: «Слово твое да будет как огонь и да потребит терния ересей; как пламень в лесу, да попалит их слово учения твоего; как Давид, побеждай и низлагай сынов заблуждения вместо Голиафа».

      Уверенный, что любовь к нему эдесских жителей не преминет обнаружиться в богатых приношениях для его погребения, Ефрем, ничего не требуя для себя, все обращает в пользу бедных. Он говорит окружающим его: «Принесите, что обещали вы, и положите с братом вашим; принесите и положите передо мной, чтобы сам я, пока остается у меня несколько памяти, назначил тому цену… и пусть это роздано будет бедным, нищим и нуждающимся. И вам будет это на память, и мне на пользу, вас наградит за это милость Божия, как раздаятелей, а меня, – как советника». Нестяжательный инок не хотел обременять себя и по смерти тем, что отвергал при жизни. «Клянусь и вашей, и своей жизнью, – говорил он, – у Ефрема не было собственности, не было ни жезла, ни мешка, потому что слышал я слова Господа: Не собирайте себе сокровищ на земле (Мф. 6,19)».

      Но всего яснее обнаружилось в «Завещании» Ефрема глубокое смирение и сокрушение сердечное, которые были душой его жизни. Отсюда проистекали его последние заповеди, чтобы не погребали его с пышностью, не прославляли его при погребении, не сопровождали его гроб торжественно, но вместо всяких украшений и ублажений старались облегчить его судьбу своими молитвами. «Кто положит меня, – говорил он, – под жертвенником, тот да не узрит Божия Жертвенника, потому что смрадной нечистоте неприлично лежать на святом месте. Если кто положит меня во храме, тот да не узрит Храма света, потому что суетная слава бесполезна тому, кто недостоин славы. Для чего воздавать почести тому, кто не соблюл своей чести? Не полагайте меня с мучениками, потому что грешен я и ничего не стою; по недостаткам своим боюсь и приближаться к костям их. Кто понесет меня на руках своих, у того руки да покроются проказой, как у Гиезия, но, подъяв меня на рамена, несите как можно скорее и предайте погребению, как презренного, потому что бедственно прошли дни мои.

      К чему прославлять вам меня, когда посрамлен я перед Господом? К чему ублажать вам меня, когда нет у меня добрых дел? Если бы кто описал вам дела мои, то всякий из вас оплевал бы мне лицо; если бы зловоние грешника ощущали приближающиеся к нему, то все бы убежали от Ефремова смрада… Грешен я, осквернен нечистотой и непотребством, очернен грехами.