Ни за какие сокровища. Вера Фальски

смягчив обстоятельства нападения в день праздника, поскольку не хотела, чтобы Сильвия чувствовала себя виноватой в том, что вытащила ее на гулянку. Она опустила некоторые подробности, но даже несмотря на это Сильвия раскричалась, что надо идти в полицию. Прошла примерно минута, прежде чем Эве удалось добраться до сути: Кропивницкий предложил работу ее мечты и потенциал для написания прекрасной диссертации, если только Ярош перестанет беситься и снова примет ее под свое крыло.

      – Кроме того, я буду с семьей, с Бартеком, смогу заниматься поиском денег на лекарство… – перечисляла она аргументы в пользу своего решения.

      Сильвия смягчилась.

      – Эвуня, то, что ты рассказываешь, звучит вполне здраво, но у тебя еще нет этой работы! Ты захлопнула перед собой единственную дверь, даже не проверив, можно ли открыть другую.

      – Знаю, это кажется безумием, но это был импульс. Я чувствовала, что должна поступить именно так. Я должна была дать ответ Ярошу вчера, это был последний срок, указанный французами. И когда я оказалась в библиотеке Кропивницкого, когда увидела все собственными глазами… Я почувствовала, что это не случайно.

      Сильвия долго молчала, слышны были только треск и шум.

      – Эва, – наконец ответила Сильвия, – ты моя лучшая подруга, и я всегда буду на твоей стороне. Даже если ты сделаешь полную глупость… Я больше не буду тебя мучить, обещаю. Надеюсь только, что у этого Кропивницкого есть немного мозгов и он возьмет тебя на работу. А если нет, ему придется иметь дело со мной!

      Эва рассмеялась.

      – Именно это я и хотела услышать! Тогда можно сказать, что работа мне обеспечена.

      – Эва, вот только… – Сильвия прервала себя на полуслове.

      – Что?

      – Не знаю, как это сказать…

      – Прямо.

      – Ну, знаешь, твоя мама всегда повторяла, что тебе нужно уехать из деревни. Что это место не для тебя.

      Эва немного помолчала.

      – Знаю. Но я справлюсь.

      Однако она совсем не была в этом уверена. То, что сказала Сильвия, остудило ее пыл подобно стакану холодной воды. Эва сняла фартук с пятнами от черешни, вышла в сад, нарвала охапку ирисов и пошла в сторону деревни.

      Хотя после событий на празднике прошло несколько дней, на этой дороге Эве все еще было не по себе. Она допускала, что насильники не нападут второй раз, кроме того, тогда они были пьяны и собрались толпой, каждый по отдельности не осмелился бы на нечто подобное, но страх ее не отпускал. Девушка прошла мимо скамеек возле магазина, миновала белый приходский дом, вошла на кладбище, поднялась по гравийной дорожке на небольшой холм, с которого открывался вид на озеро, казавшееся сейчас серебристым, и остановилась возле могилы мамы. На плите, под надписями «Ян Вишневский» и «Юзефа Вишневская, урожденная Шлайзе» было добавлено: «Дорота Охник, урожденная Вишневская».

      Эва убрала увядшие цветы из вазы, заменила воду и поставила ирисы.

      – Мама, что я наделала… – прошептала она. – Боже, как мне тебя не хватает… Как нам всем тебя не хватает, мамочка. – С соседних участков на нее с пониманием и сочувствием