Рассвет. Стефани Майер

позвала я внезапно севшим голосом. – Что случилось?

      – Ты еще спрашиваешь? – резко и с издевкой отозвался он.

      Как человек всю жизнь считавший себя хуже других, я попыталась вспомнить, что же сделала не так. Но, прокрутив в голове всю симфонию прошлой ночи, я не услышала там ни одной фальшивой ноты. Все оказалось куда проще, чем я предполагала, мы с Эдвардом подошли друг другу, как две половинки одного целого. Еще один поводдля моей тайной радости – раз мы идеально совместимы физически, значит, во всем остальном тем более. Огонь и лед, не уничтожающие друг друга, а причудливым образом соединяющиеся. Мы созданы, чтобы быть вместе, какие еще нужны доказательства?

      Так почему лицо Эдварда вдруг стало суровым и мрачным? Я чего-то не знаю?

      Эдвард разгладил собравшиеся на моем лбу морщинки.

      – О чем ты думаешь?

      – Тебя что-то тревожит. А я не понимаю. Я что, что-то не так…

      Он сузил глаза.

      – Ты сильно пострадала? Только правду, Белла, пожалуйста, не надо ничего преуменьшать.

      – Пострадала? – От удивления даже голос повысился.

      Эдвард пристально смотрел на меня.

      Я машинально вытянулась, проверяя, все ли со мной в порядке, подвигала руками, ногами. Нуда, чувствуется некоторая тяжесть, мышцы слегка ноют, но в основном такое чувство, что кости исчезли, и я растекаюсь, как медуза. Ощущение не сказать чтобы неприятное.

      И тогда я разозлилась. Что это такое – портить лучшее в мире утро какими-то мрачными подозрениями!

      – С чего ты решил? В жизни себя лучше не чувствовала.

      Глаза тут же закрылись.

      – Перестань!

      – Что перестать?

      – Перестань меня выгораживать. Я чудовище, у которого хватило ума согласиться…

      – Эдвард! – прошептала я, уже по-настоящему выбитая из колеи. Зачем он втаптывает в грязь мои светлые воспоминания? – Не говори так!

      Глаза не открывались. Будто он не в силах меня видеть.

      – Посмотри на себя, Белла. А потом уже убеждай, что я не чудовище.

      Оскорбленная в лучших чувствах и расстроенная, я окинула себя взглядом – и ахнула.

      Что такое? Почему я вся в снегу? Я потрясла головой, рассыпая каскад снежных хлопьев.

      Поймав одну «снежинку», я поднесла ее к глазам. Птичий пух.

      – Откуда эти перья? – озадаченно поинтересовалась я.

      Эдвард нетерпеливо втянул воздух.

      – Я разорвал зубами подушку. Может, две. Но я не об этом.

      – Подушку? Зубами? Но почему?

      – Белла, да посмотри же ты! – почти рявкнул он, резко хватая меня за руку и вытягивая ее вперед. – Вот, гляди!

      И тут я поняла, о чем он.

      Под слоем налипшего пуха на бледной коже расцветали багровые синяки. Они поднимались до плеча и переходили дальше, на грудную клетку. Высвободив руку, я ткнула пальцем гематому на левом предплечье – синяк на мгновение пропал и тут же проявился снова. Чуть-чуть побаливает.

      Едва касаясь, Эдвард приложил ладонь к синяку на