Мои дневники. Никита Михалков

делать? Пока думать.

* * *

      Вышел материал Зория в «Камчатской правде», все выкинуто, что было написано хоть как-то критически. Оставлено только «Ура!». Это вообще общегосударственная трагедия – наша печать. Что же это такое?!

      Ведь никто уже правды не знает, нигде не читает, кроме руководящих работников, которые как раз выверяют ее от корки до корки, дабы не пропустить чего-либо такого, за что потом в…бут. Что же это такое?! Выхолощенная, изуродованная печать, чьи усилия направлены только на то, чтобы скрыть правду. От кого?! Это называется – ссать себе в карман. А что ж делать, раз есть директива: «Нельзя подрывать авторитета. Ничьего авторитета, особенно начальника».

      Ну, еще бы! А как же иначе? Конечно, нельзя подрывать авторитетов, так как они не зарабатываются, а даются вместе с креслом. И защищают его те, кто его, это кресло, этот авторитет, дал. Демократия наша изумительная! А искусство наше – чахлое, отвратительное. Соцреализм – это «воспевание начальников в доступной им форме».

      Женя Миловский, который работал преподавателем в школе, рассказывал, что им пришел приказ: на родительских собраниях при всех детей не ругать. То есть нельзя при всех родителях сказать одному из них, что его сын двоечник и мудила. Так как этот родитель может оказаться ответственным работником. Вот все вышли в коридор, а потом вызывай по-одному и говори все, что хочешь, только не при всех. Нет, я понимаю, может быть, это и хорошо. Если бы это шло от гуманности, от деликатности, от нежелания доставить человеку неприятность. Так ведь нет же! Все это от ханжества, подлости и добровольного рабства.

* * *

      День сегодня изумительный. Солнце, капель и тепло удивительно. И от этого очень грустно. Приятно, когда весной, когда почти сойдет снег, видна жухлая прошлогодняя трава. И на осень похоже очень. Но радостно от того, что знаешь – все равно весна. Весна! И ничего уже тут не поделаешь. А вот осенью или зимой выдастся весенний денек, а грустно. Временна эта радость. Кончится все, и запуржит, заметет все, и бог знает когда этот день наступит уже по-настоящему.

      Поехали в город на переговоры с обкомом комсомола. Но до этого обедали в ресторане в поселке Елизово. За соседним столом сидели молодые женщины. Потом к ним подошла высокая длинноногая девушка, видимо, их добрая знакомая. Но там для нее не было стула, и она подошла к нам попросить стул. Я же сказал, что не только «можно», но я помогу его донести. Пошлый жест. Хотя хороший повод для знакомства, но… как-то так получилось, что и в лицо ей едва посмотрел, а потом сидел с пылающими ушами. И глупо чувствовал себя ужасно, хотя поступок-то мой, если его рассмотреть с точки зрения джентльменской, был совершенно прост и естественен.

      Вышел материал Зория в «Камчатской правде», все выкинуто, что было написано хоть как-то критически. Оставлено только «Ура!».

      В городе приехали в обком. Шумное картонное заведение – идет какой-то очередной семинар. Ходят молодчики с пылающим взором. «Штурмовики». Отвратительно.

      Поговорили с Коробковым. Мехов нет до сих